Четвертая вершина

Я не боялся на олимпийских тренировках взглядов зрителей. Наоборот! Для своих противников, которые в первый раз выступали на Олимпиаде, я сам являлся объектом возбуждения. В этом и заключалось мое психологическое преимущество. Однако нужно было бы попробовать себя и в прыжках с больших разбегов, как это было в Мехико и Мюнхене, где Играм предшествовали предолимпийские старты. Но здесь, в Монреале, я балансировал на тонкой, как лезвие бритвы, грани между желанием попробовать хотя бы один раз прыгнуть в полную силу и страхом снова почувствовать резкую боль в ноге.

После трех-четырех тренировок у меня появилось уже знакомое по прежним Олимпиадам ощущение — жажда состязаний, жажда борьбы. Появлению этого ощущения способствовало буквально все: в Олимпийской деревне тонизирует даже встреча с будущими соперниками. Сижу в столовой и вижу по лицам незнакомых мне спортсменов, кто готов к борьбе, а кто уже мысленно «отсоревновался». Я, вообще, любил в эти дни больше наблюдать на прогулках, совместных тренировках, чем показывать себя. Тут важна любая мелочь. Видишь, как нервничает соперник, как он волнуется при встречах с тобой, и это тебя приподнимает над ним: ведь я-то спокоен, значит, я сильнее! Набор вот таких положительных эмоций даже в ситуациях, казалось бы далеких от соревновании — в столовой, в интернациональном клубе — это и есть подзарядка своего аккумулятора.

Итак, через несколько дней я почувствовал себя созревшим для борьбы с Оливейрой (хотя я специально искал встречи с ним, но увидеться нам не удалось). До меня доносились слухи, что Оливейра не в форме, говорили, что мне удастся его обыграть, но всем этим слухам я верил только на те 50%, которые меня устраивали. Почувствовав, что я уже готов к состязанию, понял, что нужно на несколько дней уехать из деревни на дачу, которая была в распоряжении советской делегации и находилась в 60 км от Монреаля. Там можно было погулять на природе, половить рыбу. Наши ребята приносили ее прямо ведрами, а мне, к сожалению, не попалась ни одна рыбешка. Но я и это сумел обратить себе на пользу: убеждал, что раз не повезло в рыбной ловле, то обязательно повезет на состязаниях. Вот из таких мелочей и складывается олимпийское настроение!

В Монреаль я вернулся только накануне «квалификации». И тут, как на грех, попал в одну комнату с метателями. А они ночью храпят, как будто в клетке с тиграми спишь! Конечно, не выспался и про себя решил, что если «квалификация» пройдет нормально, то в эту комнату я больше не вернусь.

На «квалификации» я впервые увидел своего соперника. Оливейра был очень хорош. Но уже потом, проанализировав его готовность, я понял, какую он допустил ошибку, выступая на Олимпиаде в двух видах — в прыжках в длину и тройным. Программа была составлена таким образом, что ему пришлось после «квалификации» в тройном вечером выступать в основных состязаниях по прыжкам в длину. Конечно, это отняло у него много сил и нервов и перед тройным он подустал.

Для меня «квалификация» прошла легко. В первой попытке при легком попутном ветре я прыгнул на 16,77. Оливейра показался мне чрезмерно возбужденным, но он тоже легко прыгнул за 16,80, что само по себе говорило о серьезности его намерений. Валя Шевченко норматива не выполнил...

Еще с одним из старых соперников я встретился на состязаниях. В Монреале выступал и Нельсон Пруденсио. Прыгал он неудачно, «квалификацию» не выполнил. В память о последней встрече подарил мне красивый брелок и пожелал победы. Интересная деталь — он желал победы мне, многолетнему сопернику, а не своему соотечественнику Оливейре! Видно, верх в нем взяли воспоминания о мексиканской и мюнхенской баталиях, где он был призером. Нельсон считал себя атлетом нашего поколения и желал успеха своему ровеснику.

Он так и сказал на прощание: «Я в тебя верю!» Это тоже было для меня очень большой поддержкой.

И вот день решающего сражения. Снова получаю от Креера карточку с надписью. Оба понимаем, что теперь это не более чем привычный ритуал. Никакая памятка не спасет меня, если я не в силах буду сам справиться с волнением и забуду, что нужно делать. Но я беру эту памятку как талисман, который был со мной в Мехико и Мюнхене. Да и тренеру так будет спокойнее.

Выйдя в сектор, я понял, что публика против меня — на трибунах в основном американцы, болеющие за своих прыгунов. Все так же, как в Мехико и Мюнхене. Вот только соперники новые. Из «мексиканцев» остался я один, а из мюнхенского финала — только Корбу. План таков: с первой попытки постараться выйти в лидеры, а затем немедленно «отвечать» на каждую попытку соперников. Я знал, что от американцев можно ждать сюрприза в любом прыжке. И с Оливейры нельзя спускать глаз: в прыжках в длину он занял четвертое место и сейчас думает только о медали в тройном. Но недаром говорят: гладко было на бумаге.