Четвертое измерение

Он был навеселе. Я это почувствовал, когда он наклонился ко мне. От него разило дешевым яблочным вином.

— А сам-то ты уже пробовал исполнить мои советы? — как-то невесело полюбопытствовал он.

— Нет, не пробовал.

— Вот видишь! Сперва попробуй, а потом приходи…

— Трудно, а?

— Адски трудно!

Он лег на свою удобную раскладушку почти с такой же осторожностью и медлительностью, как когда-то ложился на битое стекло. И подтвердил то, что мне было нужно.

— Такому бабнику, как ты, трудностей уже не преодолеть, — высокомерно и пренебрежительно бросил я.

Энергия Луцо иссякла настолько, что он даже не возразил мне. Спрут Луцо, непобедимый Луцо молчал.

Так он продержался два года, а потом куда-то пропал. Окончились наши третьи каникулы, а он все не появлялся в общежитии, и это было воспринято как одно из самых примечательных событий нашей жизни. Вместо живого Луцо мы получили письмецо, адресованное жителям комнаты номер 117. В нем Луцо завещал нам все свое наследство. Просил, чтобы мы объявили его трупом и справили славную тризну.

«В конце концов, — писал он, — велика ли разница: Луцо, остриженный под нулевку и одетый в солдатскую форму, под командой унтера, или Луцо мертвый. Прощайте!»

Сперва я отнесся к завету Луцо как к одной из его многочисленных мистификаций. Позже я сообразил, что, пожалуй, ее можно бы и исполнить. Это была славная идея, импульс, какой мог подкинуть только Луцо, хотя сам он наверняка не предполагал, что я примусь за ее осуществление с таким рвением и основательностью. Благодаря ему, великому вдохновителю, я владел теперь редкой наукой, и она заключалась в таких правилах: получать удовольствие от игры — это значит лишь держать в руках все ее нити и в совершенстве владеть ими. Любой успех — просто вопрос стратегии и тактики. Ничто не является тем, чем представляется; значит, благодаря моему вмешательству одно можно представить другим, чем на самом деле оно не является. И я решил устроить поминки и разделить наследство, оставленное Луцо, — девушек, некогда любимых им. Поминки станут предлогом для того, чтобы зазвать их к нам, чтобы зазвать Камилу.

— Слушай, Юло, знаешь, что стряслось с нашим Луцо? — обратился Бенито к одному из парней, встретив того в буфете. — Три недели, как помер.

— Брось ты! — испугался Юло.

— Кроме шуток! Не успел привыкнуть к военной службе, и на́ тебе — попал в аварию с грузовиком. Шофер очухался, а Луцо — нет.

Потом, убедительности ради, я сочинил письмо — якобы от матери Луцо. Оно мне кое-чего стоило, ну, один малец школьник в конце концов согласился написать его, накорябав почерком простой деревенской бабы, окончившей три класса начальной школы. Юло даже не вынул письма из конверта, на котором мы очень похоже изобразили штемпель на марке. Он поверил. Но мы считались прежде всего с теми, кто захочет прочитать письмо. Поэтому в нем содержались и жалобы, и сетования, пространное описание катастрофы и последних минут жизни несчастного Луцинка. Придя на мгновение в сознание, он будто бы вспомнил о своих товарищах и девушках. И передал им наказ, чтобы они справили тризну и, собравшись вместе, вспомнили о нем. Он, незабвенный, любимый сыночек, держался мужественно, до последних мгновений добрая воля и юмор не покидали его.

— Несокрушимый Луцо, спрут Луцо! — с чувством воскликнул серьезный Иван с экономического, из 118 комнаты.

Я понимал, что содержание письма ни у кого не вызовет сомнений. Чтобы в подобной ситуации Луцо вел себя иначе — этого даже предположить было нельзя.

Я точно рассчитал, пока новость разлетится по городку, выждал немного и только потом отправил Бенито в женское общежитие — в качестве посла. Любимых женщин Луцо сосредоточил в трех разных пунктах. «Три столпа, — говаривал он. — Так менее всего возможны случайные столкновения».

— Кветиночка разревелась, — взахлеб рассказывал мне Бенито, восхищенный своей превосходной миссией и замечательным ее исполнением. — Я сам прочитал ей письмо.

— Ты пригласил ее?

— Я сказал, что в недвижимости Луцо непременно отыщется что-нибудь для нее.

В старом шкафу, вделанном в нишу у дверей, у Луцо было свое отделение, свой ящик. Он до сих пор был заперт, и мы собирались торжественно вскрыть его только во время общей встречи.

— Не знаю, не знаю, не вцепятся ли друг дружке в волосы эти три любимые его женщины. — Бенито наморщил свой широкий лоб.

— Из-за покойника? Не будь дурачком. Вот увидишь, скоро утешатся. Держу пари, что это случится в тот же вечер, в нашей комнате. И в этом гвоздь программы, усек?

— Только бы пришли! — мечтательно вздохнул Бенито.

Мне не нужны были ни Кветинка, ни Люба. А вот Камила должна была прийти непременно, иначе все теряло смысл. «Пускай придет одна Камила», — твердил я про себя… Нет, я не особенно стремился заполучить ее… Мы в великие чувства не играем! Но она не должна была лишить меня небольшого удовольствия.