Четвёртое крыло для бабочки

– Язык леса, язык Матери-Природы. «Амуш» называется. Он самый распространённый, хотя некоторые поспорили бы со мной, особенно те, кто в воде родился, водорослей им в дышло. Но амуш почти все понимают. Все, созданные природой. И вы, двуногие, говорили на нём раньше. Вы же тоже дети Матери, как бы не отбрыкивались от этого. Только вот Вавилонскую башню знаешь? Слышала о легенде такой? – Получив утвердительный ответ, Тюльпи продолжил: – Во. Ну, оттуда и пошло всё. Забыли вы язык, променяв его на гордость, власть, силу. А природа этого не любит.

Майю кольнула догадка, от которой кожа покрылась мурашками, а ладони моментально вспотели:

– Подожди-подожди… Получается… Получается, я не только растения могу понимать? И животных тоже?

– Пыльцу тебе в ноздри, ну конечно! Они же создания природы. Вот с рыбами, не к ночи второй раз их упоминаю, посложнее. Как я и говорил, они тебя, конечно, поймут, но предпочтут на своём диалекте общаться. И то, это если ты от них отбиться сможешь. Они тупые, как подосиновики: только бы икру пометать да пожрать чего. Сначала нападут, потом спросят: «чего такой квёлый?». Короче, сама разберёшься. Мы тут, кстати, попросили одну милашку подсобить и поспрашивать про тебя. Но нас вынесла из палаты одна двуногая и, знаешь ли, очень неприятная особа. Прикинь, сувала свой нос мне в бутон, чуть все лепестки в себя не всосала!

Майя, погрузившись в мрачные размышления, с трудом уловила нить повествования, и встрепенулась, вспоминая:

– Какая-то птичка стучала в окно. Разбудила меня.

– Во, ну это Си, точно тебе говорю. Эх, жаль, упустили.

В разговор вклинился вялый женский голос. Каждое слово его обладательнице давалось с превеликим трудом, и Майе пришлось почти вплотную наклониться к букету.

– Ничего не упустили. Если замолчите хоть на минуту, то и сами услышите. – Горт слабо шевельнулась под пакетом.

Майя послушно замолчала, прислушиваясь. Раздался тихий стук, и, сорвавшись с места настолько быстро, насколько это позволяли трясущиеся ноги, девушка поспешила к окну. На карнизе сидела синичка, упорно барабаня крошечным жёлтым клювиком в стекло.

Поколебавшись с мгновение, Майя открыла окно, впуская птичку, и та сердито зачирикала:

– Видано ли, видано ли, не пускают! Я стучу-стучу-стучу, а они сидят там и сидят!

– Не трещи, а? – Тюльпи притворно застонал, и листья его, дрожа, прижались к стеблю. – От тебя листва желтеет!

– Выяснила, выяснила, выяснила! Летала к дубу, летала к соснам! Горы передали, передали! Макушки их, самые-самые-самые верхние, снегом запорошенные, льдом укрытые, всё рассказали! Говорят, что к Матери, к Матери, к Матери надо! Она поможет, она покажет! Примет, объяснит!

– Что покажет? – Девушка зябко повела плечами, отодвинувшись от раскрытого окна, и впервые в жизни явственно почувствовала, как подул тот самый ветер. Ветер перемен. Но Майю он совсем не обрадовал.

– Всё, всё покажет! Надо прийти, надо прийти в день весны к Матери! Как проснётся, так и поможет! – синичка звонко тараторила, подпрыгивая на подоконнике. – Сказала, что неправильно, неправильно это, раз дар проявился, неспроста!

С запозданием осознав услышанное, Майя ахнула:

– Но день весны в конце марта, а сейчас январь! Как же мне жить без человеческой речи? Как работать?

– Сказали, сказали, сказали, что помогут. Все помогут. Слушай не себя, слушай вокруг себя. И руки, руки береги! Матерь всегда с тобой, всегда с нами! Будет ещё, ещё, ещё ближе! Сосны сказали, дуб сказал. Жди ястреба, ястреба жди, он знает, что делать, знает, что передать. Возьмёшь подарок для рук – укрепишь связь с нами, сможешь без страха общаться. Как наденешь его – так поймёшь! Подскажем, поможем, придём на помощь.

Не договорив, синичка стремительно выпорхнула из окна, на прощанье махнув крылом. Майя закрыла за ней створку и вытерла вспотевшие ладони о ночнушку. Голова снова начала болеть. Уже не так остро, как после удара, но очень неприятно. Обескураженно оглянувшись на букет, девушка закусила губу.

– Ничего не понимаю. И что же мне делать? Как идти на работу?

– Не, я тебя, вроде как, начал уважать за умение обращаться с природой, конечно. Почти. Но ума у тебя, как у рыбины речной, тьфу на них в третий раз. Си сказала же: слушай не себя, слушай вокруг себя! До пробуждения Матери твоим проводником будет весь окружающий мир.

Майя задумчиво потёрла лоб, собираясь с мыслями:

– А что за подарок, который и связь укрепит, и с руками связан?

– Дочь чертополоха, я не знаю! Тебе виднее, что надевается на руки. У вас, двуногих, кажись, это называют оковами, – хмыкнул тюльпан.

Горт откликнулась из-под пакета. Голос у неё уже окреп, и в нём чувствовались отголоски прежнего задора:

– Тюльпи, оковы – это то, что нужно тебе закрепить на бутон, и как можно туже. А подарком Матери может быть что угодно. Думаю, что-то вроде… тоже забыла. Буклеты? Нет-нет… Бра…бра…

– Браслеты? Из чего? – Майя села на койку, и, обняв колени, положила на них голову. Перед глазами возник мысленный образ в виде тонких и изящных посеребрённых линий, неведомо откуда взявшихся у Природы, но тут же лопнул, как пузырь.