Четвертое сословие

Она улыбнулась.

— С чего бы вы хотели начать?

— Сегодня буду просматривать папки, а завтра начну прямо с утра.

Банти хотела что-то сказать, но прикусила губу.

— «Прямо с утра» начнется в то же время, что и для вашего отца? — с невинным видом поинтересовалась она.

— Боюсь, что да, — широко улыбнулся Таунсенд.

На следующий день Таунсенд появился в редакции в семь часов утра. Он поднялся на лифте на второй этаж и прошелся между пустыми столами рекламного отдела. Неэффективность работы чувствовалась даже сейчас, когда вокруг никого не было. Бумаги в беспорядке валялись на столах, кое-где лежали открытые папки, и некоторые лампочки явно горели всю ночь. Только сейчас он понял, как долго отец отсутствовал в редакции.

Первая пташка прилетела в десять минут десятого.

— Кто вы? — спросил Таунсенд, когда она вошла.

— Рут, — ответила она. — А вы кто?

— Я Кит Таунсенд.

— Ах да, сын сэра Грэхема, — безразлично бросила она и подошла к своему столу.

— Кто начальник этого отдела? — спросил Таунсенд.

— Мистер Харрис, — она села и достала из сумки пудреницу.

— И когда же я смогу его увидеть?

— О, обычно он приходит в половине десятого, в десять.

— Неужели? — сказал Таунсенд. — Где его кабинет?

Молодая женщина показала в дальний угол комнаты.

Мистер Харрис появился в своем кабинете в 9.47, к этому времени Таунсенд просмотрел почти все его папки.

— Какого черта вы тут делаете? — были первые слова Харриса при виде Таунсенда, сидящего за его столом и изучающего бумаги.

— Жду вас, — невозмутимо ответил Таунсенд. — Я не думал, что мой заведующий рекламным отделом приходит на работу только к десяти.

— Ни одна редакция не начинает работу раньше десяти. Это знает даже стажер, — заявил Харрис.

— Когда я был стажером в «Дейли Экспресс», каждый день в восемь утра лорд Бивербрук уже сидел за своим столом.

— Но я редко ухожу раньше шести вечера, — возразил Харрис.

— Настоящий журналист редко возвращается домой раньше восьми, а рядовые сотрудники должны быть счастливы, если уходят с работы до полуночи. Начиная с завтрашнего дня, мы с вами будем встречаться в моем кабинете каждое утро в восемь, и все ваши сотрудники к девяти должны быть на своих местах. Кто недоволен, может приступать к изучению колонки вакансий на последней полосе газеты. Я понятно говорю?

Харрис кивнул, поджав губы.

— Хорошо. Прежде всего мне нужна смета на следующие три месяца. Сделайте сравнительный анализ стоимости строки в нашей газете и в «Мессенджере». Я хочу, чтобы завтра к моему приходу он лежал у меня на столе. — Он поднялся из кресла Харриса.

— Но я не успею собрать все эти данные за такой короткий срок, — возразил Харрис.

— В таком случае вы тоже сможете изучать колонку вакансий, — отрезал Таунсенд. — Только не в рабочее время.

Он вышел из кабинета. Трясущийся Харрис смотрел ему вслед. Таунсенд поднялся еще на один этаж в отдел распространения. Он не удивился, обнаружив, что там тоже все пущено на самотек. Час спустя он вышел, доведя до истерики ряд сотрудников, хотя вынужден был признать, что молодой человек из Брисбейна по имени Мэл Картер, недавно назначенный заместителем начальника отдела, произвел на него впечатление.

Фрэнка Бейли удивило столь скорое возвращение «молодого Кита». Он удивился еще больше, когда тот снова занял свое место на подоконнике во время утреннего совещания. Бейли был рад, что Таунсенд не вмешивается со своим мнением, хотя не мог не заметить, что молодой человек непрерывно строчит в блокноте.

В свой кабинет Таунсенд попал только к одиннадцати часам и сразу же занялся разбором почты вместе с мисс Бантинг. Она разложила ее по отдельным папкам, помеченным разноцветными маркерами — чтобы, пояснила она, босс сумел определить приоритеты в случае нехватки времени.

Через два часа Таунсенд понял, почему отец так высоко ценил Банти. Теперь он думал не о том, когда сможет ее заменить, а том, как удержать ее подольше.

— Самое важное я оставила напоследок, — сообщила Банти. — Последнее предложение «Мессенджера». Рано утром звонил сэр Колин Грант, хотел поздороваться с вами и удостовериться, что вы получили его письмо.

— Правда? — Таунсенд с улыбкой открыл папку, помеченную «Конфиденциально», и пробежал глазами письмо от «Джарвиса, Смита и Томаса», юридической конторы, которая, сколько он себя помнил, всегда представляла интересы «Мессенджера». Наткнувшись на цифру 150 тысяч фунтов, он нахмурился. Потом прочитал протокол заседания правления в прошлом месяце, из которого было ясно, что предложение вполне устраивает директоров. Но заседание проходило до того, как мать дала ему девяносто дней отсрочки приговора.

— «Уважаемый сэр Колин, — записывала Банти в своем блокноте под диктовку Таунсенда. — Я получил Ваше письмо от двенадцатого числа сего месяца. Дабы не тратить понапрасну Ваше время, позвольте сразу прояснить — „Газетт“ не продается и не будет продаваться никогда. С уважением…»