Четвёртый

Приземлились мы на рассвете. Прямиком к трапу подъехала "Эмка" и забрала нас всех троих. Водитель неодобрительно косился на вражескую форму, в которой мы так и оставались - ни о каком переодевании в самолёте и речи не шло, к тому же было прохладно, особенно в полёте - Оля даже притиснулась ко мне, да и вздремнула часок, пригревшись под рукой. Едва проехали ворота школы, Тамара Михайловна послала и меня и подругу в медпункт, где находилось несколько медиков (врачей или фельдшеров - не знаю), которые нас придирчиво осмотрели и взвесили. Нет, мы не вместе заголяли телеса - проходили в кабинеты поодиночке. Потом был вещевой склад, где от всего трофейного обмундирования избавил нас очень добрый и заботливый начсклада, выдавший взамен отобранных парабеллумов новенькие ТТ в скрипучих кобурах, но ничем не скрасивший разлуку с сапёрными лопатками и штык-ножами. Многое из ранцев мы переложили в сидоры и переоделись в форму советского образца с петличками сержантов - комплекты оказались полностью готовыми и даже выглаженными.

Я пытался "читать знаки", соображая, что нас ожидает - вот никак не укладывалась идея с демобилизацией в реальную картину. В крайнем случае, подержат под видом курсантов, подтягивая по разного рода дисциплинам, пока не исполнится нам вожделенные восемнадцать. Правда, собственной даты рождения я не знал, но с этим как-нибудь можно разобраться. И ещё не вполне понятна дальнейшая судьба Ольги. Опять же - зачем обмундировывать и вооружать тех, кого собираются проводить из рядов?

Столовую мы отыскали легко - моя спутница здесь бывала и прекрасно ориентировалась. А уже после того, как заправились за одним столом с нынешними курсантами, одетыми в гимнастёрки и шаровары далеко не первого срока и обутыми поголовно в ботинки с обмотками - тут и вызвали нас к руководству. Подполковник (подозреваю, Гуров) выслушал уставный доклад о прибытии и пригласил присесть на стулья для посетителей.

- Не в обычае нашего ведомства расформировывать сработавшиеся группы, особенно, успешно справившиеся с поставленными задачами, - заехал он издалека. - Но, здесь особый случай, - подполковник взял со стола бумагу и зачитал нам отрывок. - "Согласно решению медицинской комиссии сержанты Бецкая Ольга Владимировна и Кутепов Иван Александрович уволены в запас по состоянию здоровья. Переаттестация возможна после достижения ими призывного возраста" Делать нечего, ребята - приказ, есть приказ. Поэтому получите паспорта, сдайте красноармейские книжки - и свободны. подрастите и в будущем году приходите, - он тепло улыбнулся - Возьмём. Право ношения формы остаётся за вами. И не забудьте зайти за пайком.

Вот и весь разговор. Вообще-то свёрток с личными вещами мне ещё на складе вручили, Развернув его, я обнаружил и комсомольский билет, и красноармейскую книжку и незнакомый ключ. В полученном паспорте, как положено, указана дата моего рождения - это же до середины весны ждать совершеннолетия! А паёк занял практически весь сидор - не поскупилось родное ведомство. Ещё и денежное довольствие, и вещевое - шинель с зимней шапкой. Было уже за полдень, когда мы с Ольгой выбрались за ворота и пешком направились на станцию, чтобы сесть в пригородный поезд.

***

По Москве шли пешком. Сначала я попросил девушку проводить меня до дому - ну не представляю я себе, как туда добираться. А потом предложил зайти, потому что маму в лицо не знаю. То есть запросто могу накуролесить. Дверь открыл своим ключом - тем самым, что дождался меня среди личных вещей.

Пусто. Только два листа бумаги на столе и один треугольничек. Мама написала, что теперь работает в полевом госпитале, но пока не знает своей полевой почты. Второе - треугольничек как раз со штемпелем этой самой полевой почты. Мама сообщает, что у неё всё в порядке и, что ждёт писем.

Третье послание написано другой рукой. От отца. Сообщает, что освобождён, поскольку обвинение против него оказалось клеветой. Восстановлен в звании и направлен в действующую армию. Жалуется, что никого не застал дома. Оля даже всплакнула - так расчувствовалась. А я обшарил все тумбочки и шкафчики, отыскивая фотографии. Нашёл альбом - и про то, как я расту, и про то, как папу повышают в звании - судя по эмблеме в петлице, он сапёр. И, самое большее - одна шпала, то есть дорос до капитана. А вообще предки у меня симпатичные и очень тепло друг к другу относятся - заметно по выражениям лиц.

Проверил почтовый ящик - нашелся треугольничек от папы с номером полевой почты и сообщением, что он здоров, чего и нам желает. Имена родителей легко устанавливались по обращениям и подписям. И, скорее всего, между собой они уже переписываются, потому что треуголничек от мамы из почтового ящика достал папа и оставил тут для меня.

Я тут же отписал обоим, что нахожусь в отпуске, здоров и с нетерпением жду встречи - а что ещё можно сделать на моём месте? Мама-то знает, что я в армии - это легко читается между строк её первого письма.

- А теперь пойдём ко мне, - дождавшись, когда я завершу свои немудрёные семейные дела, сказала Оля. - А то одна я боюсь.