Четвертый бастион

– Именно! Фотографический вагон! Весь процесс от съемки до печати снимка – в одном фургоне! Аппаратура, химикалии, стекла – все там. Правда, от высоких температур коллодион аж кипит в баках, бывает, и не усидишь в темной. Ну да, в Египте хуже бывало. Зато, глядишь, лет этак через двадцать пять – пятьдесят можно будет фотографировать на природе и тут же подписывать дамам карточку. Да, да… – с жаром настаивал Роджер, как будто мистер Бамбл собирался оспаривать столь смелый прогноз. – Всего лишь с полчаса порыться в дорожном саквояже с рукавами для затемнения – и пожалуйста! Я тут даже набросал чертеж…

NOTA BENE

К вопросу, кто у кого учился…

Не стоит полагать, что в тогдашней России фотография или, как тогда говорили – светопись, а формально – дагерротипия, была заграничной диковиной. Уже год спустя после открытия светописи с восходом солнца перед достопримечательностями Петербурга расставляли свои незамысловатые аппараты первые фотографы и терпеливо ждали, пока солнечные лучи произведут магическое действие на пластинку накладного серебра.

Большей частью дагерротипные аппараты выписывали из Парижа, но уже в 1840 году их начал производить в России Алексей Греков, который не только изготавливал дагерротипные «снаряды», но и первым предложил сервисные услуги: «Желая вполне передать моим соотечественникам процесс светописи, я вновь прошу каждого купившего и желающего купить снаряд мой отнестись ко мне в случае каких-либо недоразумений: за удовольствие почту повторить для него действие снарядом…»

Кроме того, А. Ф. Греков усовершенствовал и сам процесс дагерротипии, сократив время выдержки на солнце до рекордных 2,5 мин., а в пасмурную погоду – до 4–5 мин.! Нашел способ получения прочного изображения не только на серебряных, но и на медных или латунных пластинках – он предложил серебрить их с помощью гальванопластики, недавно открытой русским электротехником Б. С. Якоби.

Вот цитата из петербургской газеты «Посредник» (1841, № 26): «В Парижской Академии наук было читано, что г. Греков, занимающийся в Москве резьбою, достиг способа делать неизгладимыми дагерротипные, или светописные, рисунки».

Опытами А. Грекова заинтересовался оказавшийся в Москве француз Дарбель. Однако иностранные, а за ними и отечественные историки фотографии приписали труды по усовершенствованию дагерротипии целиком зарубежным изобретателям и ученым. Тогда как имя Грекова было несправедливо забытым.

* * *

– O, my God, Альберт! Мы же с тобой страшно опаздываем! – вскочил Роджер из-за стола, так что бутылки со звоном покатились на пол, а офицер Бамбл, в силу готовности к опасностям, нередко подстерегавшим его в практике судебного пристава, ринулся с лавки с резвостью поросенка, подпаленного тавром:

– Опаздываем? Мы с тобой? – все же успел он правильно расставить акценты, хоть и оказался уже за буфетом, с рукой на рукоятке живодерского вида ножа с однозарядным пистолетом в той же рукояти.

Не самая дешевая игрушка из тех, что можно было купить в оружейных магазинах Сити, но если считать жизнь бесценной, то для бюджета «бегуна с Боу-стрит» она уже не раз окупилась.

– Ну да, – отмахнулся Роджер, как от само собой разумеющегося, и… – Да где же он, черт бы его? – продолжил он панические поиски своего походного саквояжа. В общем-то, уже заранее выставленного на край дощатого стола, прямо над головой Фэнтона, звеневшего под ним химической утварью.

– Ты же не хочешь пропустить событие, уникальное даже для здешней эпопеи? – он выглянул, наконец, из-под столешницы и наткнулся взглядом на искомый багаж. – Вот же он! Черт бы его…

– Вообще-то у меня тут свои дела, я говорил, – с сомнением проворчал мистер Бамбл, вынимая руку из-под куцых фалд сюртука. – Мне надо встретиться с мисс Мэри, чтобы составить более-менее вразумительный отчет ее батюшке. А убедить старика, что все пропало, будет непросто.

– То есть как пропало? – на мгновение переключился фотограф. – Ты же сказал, что нашел девчонку?

– Я нашел только шкатулку от драгоценностей, – загадочно произнес мистер Бамбл, но, впрочем, не заинтриговал мистера Фэнтона ни на секунду.

– Никуда твоя Мэри не денется, если только ее не выкрадут казаки, – отмахнулся тот, проверяя содержимое саквояжа. – Но это случится, если она вдруг каким-то чудом окажется среди ночи в траншеях, а я не могу себе представить, что ее может загнать на параллель. Туда и дежурные офицеры носа не кажут.

– Зато я могу, – вздохнул Альберт, – представить. Так что за событие ты мне сейчас рекламируешь?

– О! – воскликнул фотограф, наспех прилизывая рыжеватый с проседью начес на виски. – Это будет сенсация. Правда, в газеты она попадет – меня предупреждали – только после подписания мира, думаю, не раньше чем через месяц.

– И что же это за мина такая с задержкой на милю бикфордова шнура? – фыркнул офицер Бамбл.

Роджер навалился грудью на саквояж, глаза его плотоядно блеснули.

– В общем, мой коллега из французского лагеря Дюран-Бранже договорился, чтобы я сделал снимок в офицерском собрании при штаб-квартире французского главнокомандующего.