— Еще бы, — кивнул Форк. — Значит, дела с предоставлением убежищ пойдут не так активно.
Мэр, давая понять о своем несогласии, трижды неторопливо покачала головой из стороны в сторону.
— Нет, — сказала она. — Эти истории окончательно прихлопнут их.
— Все вернется на круги своя.
— Черта с два.
Поднявшись, Форк неторопливо подошел к окну.
— Ну, ладно, — согласился он. — Сойдемся на том, что все кончено. И основательно. А как насчет нашей сделки с Винсом и Эдером?
— Пока ты не убедишь меня, — сказал она, — покончено и с ней. Пусть они скрываются в каком-то другом месте.
Форк бросил на океан быстрый оценивающий взгляд. Повернувшись, он прислонился к подоконнику, сложив руки на груди и глядя на мэра понимающим взором, свойственным человеку, который уже знает, какой ответ он получит на свой вопрос.
— Скажи-ка мне вот что. Объясни, откуда ты собираешься наскрести денег на библиотеку после того, как в конце следующего месяца нам придется выплатить все налоги за год? Или начать воплощение той летней программы, начало которой ты обещала к июню, а у нас уже на носу июль? Или на содержание венерической клиники? Или даже, черт побери, на мусорщиков, которые будут убирать все дерьмо после парада Четвертого Июля? — Сделав паузу, он кивком головы показал на Эдера и Винса: — А вот тут в двух креслах сидит миллион баксов. В этой комнате. И прежде, чем ты выйдешь отсюда, подумай над своими словами.
В ходе его тирады на лице Хаскинс появилось задумчивое выражение; повернувшись, она медленно опустилась в кресло, которое освободил Форк. Поставив бокал с напитком на ручку, она вытянула свои длинные загорелые ноги, скрестив их в лодыжках. На ней была ярко-желтая полотняная блузка и светло-коричневая юбка до колен. На ногах — мексиканские сандалии. Джек Эдер уставился на ее ноги, пока она не спросила:
— Никогда не видели?
— В последнее время нет, — ответил он.
Хаскинс еще раз бросила взгляд на Форка, который все так же, сложив руки на груди, опирался на подоконник.
— Больше всего я думаю, Сид, о восьмом ноября — а не о Четвертом Июля.
Упоминание даты выборов вызвало у Эдера глубокую заинтересованность.
— И как обстоят дела? — спросил он.
По-прежнему глядя на Форка, она сказала:
— А что ты об этом думаешь, Сид? Сколько, по-твоему, голосов мы не досчитаемся, имея на руках два нераскрытых убийства, не говоря уж о том, что до ноября могут быть еще?
— Поймав убийцу, мы наберем чертову кучу голосов, Б.Д.
— Но когда ты собираешься схватить его? После того, как он прикончит Эдера и Винса?
Прежде, чем Форк успел ответить, вмешался Келли Винс:
— Мы можем внести ясность в ситуацию. Мы с Джеком не собираемся сидеть, сложа руки и дожидаясь начала переговоров, пока вокруг бродит какой-то тип в сутане священника или в комбинезоне службы доставки на дом, прикидывая, как бы нас пристрелить, заколоть или задушить. Прошло время, когда терпение отступает на задний план и его место занимают соображения здравого смысла.
— Что подводит нас к теории участия Тедди, выдвинутой Сидом Форком, — сказала мэр.
Форк издал горловой звук, который привлек внимание всех находившихся в комнате.
— Это больше, чем теория.
Мэр с сомнением посмотрела на него.
— Ты считаешь, что Слоана убил Тедди?
— Не сомневаюсь. Убил в лифте и вышел из него в обличье водопроводчика. С ящиком для инструментов и все такое.
— Так что, когда ты найдешь Тедди и арестуешь его, он предстанет перед судом, так?
Пожатие плеч могло означать да, нет или может быть.
— И если он предстанет перед судом, — продолжила мэр, — на свет божий выплывет много забавных историй из давних дней обо мне, тебе, Тедди и Дикси. Куда как забавных вещей, которые многие забыли или никогда не знали. И уж они никак не сыграют мне на руку восьмого ноября.
— Если состоится суд, — уточнил Форк.
— Вы, хотите сказать, — вмешался Эдер, — если суд состоится до восьмого ноября.
— Вообще.
— Шеф говорит о чем-то ином, Джек, — бросил Винс.
— Я прекрасно понимаю.
— Я не сомневаюсь, что смогу найти Тедди, — сказал Форк, как бы размышляя вслух. — Или, может быть, он найдет меня. Но в любом случае, я совершенно уверен: он будет отчаянно сопротивляться аресту.
— Что значит, вы совершенно уверены, что пристрелите его при задержании, — мягким и совершенно равнодушным голосом заметил Эдер, словно отпуская реплику о погоде.
Его тон заставил Форка насторожиться.
— Никак это вас крепко беспокоит, судья?
Мягкость исчезла из интонации Эдера. Теперь звучал голос неподкупного юриста, хотя, как он сам считал, несколько чрезмерно напыщенный.
— Я никогда не был уверен, что предумышленное убийство может быть оправдано, совершено ли оно личностью или от имени государства.
— Никогда не слышала такой ахинеи, — пожала плечами Б.Д. Хаскинс.
— В первый раз услышали?