Проведя пальцем по морщинистой коже сквозь тонкую хлопчатобумажную футболку, которую мне дали, я стиснул зубы. Сегодня утром мне сняли швы. Отменили антибиотики и сообщили хорошие новости.
Я быстро шёл на поправку.
И я согласен, что это очень хорошая новость.
Но Луиль рассмеялся, как будто меня следовало отправить в психушку, а не на реабилитацию. Его эмоции били через край, он был доволен моим раздражением — это доказывало, что он преуспел в своей профессии лекаря, — но убеждал, что я не умру, если подожду еще несколько дней.
Чего он не знал, так это то, что его слова были очень близки к истине.
С другой стороны, Кестрел…
Я снова сжал его ладонь. Брат не приходил в себя. Он находился в искусственной коме вот уже почти две недели для того, чтобы дать раненому телу возможность выздороветь. Пуля прошла через его грудь, продырявив левое лёгкое и сломав несколько рёбер. Осколки костей застряли в тканях, а это означало, что Кесу на восстановление потребуется больше времени, чем мне.
Его левое легкое полностью поражено, выкачено и залито кровью. Он был на аппарате искусственной вентиляции легких с момента прибытия. Луиль сказал, что если он подхватит воспаление легких из-за того, что его организм ослаблен, они не смогут ничего сделать.
Я не мог думать о том «что, если бы».
А пока он дышал. А значит жил.
Он всегда
Луил также сказал, что Кес был жив благодаря пуле небольшого калибра, которую использовал Кат, и ребру, которое выдержало большую часть выстрела. Он сказал, что убить кого-то из пистолета на удивление сложно — несмотря на рассказы, — и поведал мне сказку на ночь — совершенно непрошеную — о войне банд на юге Лондона. В шестнадцатилетнего мальчика было выпущено пять пуль — одна застряла в черепе, другая повредила сердце, но он остался жив и исцелился.
Кес тоже должен. Мне необходимо сохранить эту надежду.
Тихий шипящий свист, поддерживающий жизнь в искалеченном теле моего брата успокаивал меня. Несмотря на то, что он еще не очнулся, я составлял ему компанию и предлагал поддержку.
Нахождение рядом с ним было не только для компании.
Эмоции поглощали меня, я ожидал, повлияют ли его мысли или эмоции на мое состояние. День за днем я надеялся, что он очнется. Мои сенсорные ощущения растягивались, ища любую боль или страдание — если я мог чувствовать его, то он был достаточно бодр, чтобы излучать свои чувства.
Однако, как и вчера, я не чувствовал ничего, кроме пустоты
Вздохнув, я пригладил его непослушные волосы.
— Ты поправишься. Вот увидишь. Ты никуда не уйдешь, Кес. Я этого не допущу.
ГЛАВА 13
Маленькой игрой Даниеля оказались крестики-нолики.
Вот только победителей не было ни при каких обстоятельствах.
Сначала я отказывалась играть, но скоро он научил меня, что вариантов нет. Жасмин ничего не могла поделать. Она была зрителем, а я — пешкой для развлечения.
Бонни называла это ночью семьи.
Вечер проходил в игорном зале, где была предпринята попытка получить Третий долг. Они беззаботно играли в «Скраббл», «Монополию» и карты.
Кат самодовольно улыбался всякий раз, когда я вздрагивала от воспоминаний о той ночи, разглядывая стены и ковер в шахматную клетку.
Кестрел был таким добрым и благородным. Джетро — раздосадован и обижен.
Жасмин изо всех сил старалась держать меня в неприкосновенности, но в ту ночь Дэниелю дали полную свободу действий. Его правила: сыграть в игру, которую он хотел, или же подчиниться поцелую.
И не просто поцелую. А неприятному влажному хлюпу с его языком, ныряющим и вызывающим рвотный рефлекс, и руками, лапающими мою грудь.
После второго поцелуя я перестала бунтовать и начала играть.
Кат лишь рассмеялся.
Бонни кивнула, как львица, обучающая своего детеныша играть с едой.
Что-то глубоко внутри треснуло. Моя душа разлетелась на куски в попытке защитить остатки моей силы и выносливости.
Мои воспоминания, мое счастье, моя страсть… все медленно иссякало по мере того, как я пила их яд.
Это произошло. Они победили. Я была так близка к тому, чтобы уступить.
Они хотели, чтобы я подчинилась, играя в эту тупую игру? Хорошо.
***
Неизвестный номер:
Ты здесь? Я хочу поговорить с тобой.С тех пор, как мы начали переписываться на прошлой неделе, он спрашивал уже в седьмой раз.
Сколько дней прошло с тех пор? Четыре? Пять? Я потеряла счет времени.
Каждое утро было новым испытанием, чтобы сломить меня. Два дня назад Кат дал мне ведро ледяной воды и велел скрести крыльцо Хоксриджа, пока снежинки украшают воздух. Вчера Бонни вызвала меня к себе, заставив снять мерки и сшить ей новое платье.
Я предпочитала драить крыльцо, а не шить этой ведьме платье, пользуясь теми навыками, которые она принижала.
Они делали и другие вещи.
Мое сердце наполнилось гневом и яростью — желанной после стольких слабостей и горя.