Четвертый Кеннеди

– Я полагаю справедливым, учитывая наши давние доверительные отношения, сообщить вам, что надежда у нас все-таки есть. И я считаю себя обязанным рассказать вам об этом в присутствии гражданина моей страны, а не на личной аудиенции. Конгресс Соединенных Штатов собирается на специальную сессию, чтобы объявить импичмент президенту Кеннеди. Если мы сможем объявить всему миру, что вы освободили заложников, я гарантирую, что Дак останется в неприкосновенности.

– И мне не придется сдавать Джабрила? – спросил султан.

– Нет. Но вы не должны настаивать на освобождении убийцы папы.

Султан при всей своей выдержке не смог сдержать ликования:

– Мистер Уикс, вам не кажется, что это более разумное решение?

– Моего президента подвергнут импичменту, потому что террорист убил его дочь? И при этом убийца останется на свободе? – спросил Уикс. – Нет, не кажется.

– Мы сможем добраться до этого парня позже.

Во взгляд, брошенный на Одика, Уикс вложил столько ненависти и презрения, что Одик понял: у него появился смертельный враг.

– Через два часа мы встретимся с моим другом Джабрилом. Вместе пообедаем и придем к соглашению. Я смогу убедить его, словами или силой. Но заложники будут освобождены лишь после того, как мы узнаем, что Дак в безопасности. Господа, я вам это обещаю как мусульманин и правитель Шерхабена.

Потом султан приказал начальнику коммуникационного центра сообщить ему о результатах голосования в Конгрессе, как только оно завершится. И отправил американцев в их апартаменты, чтобы они смогли принять ванну и переодеться.

* * *

Султан распорядился привезти Джабрила во дворец. Его привели в огромный зал приемов, и он сразу заметил, что у всех дверей и окон встали вооруженные гвардейцы султана. Джабрил, конечно же, почувствовал опасность, но понимал, что на данный момент он полностью во власти султана и с этим ничего не поделаешь.

Когда же Джабрила привели в покои султана, тот тепло обнял его, тем самым несколько успокоив тревогу террориста. Потом султан рассказал о беседе с американцами.

– Я пообещал им, что ты освободишь заложников без дальнейших переговоров. Теперь мы должны подождать решения американского Конгресса.

– Но это означает, что я должен бросить в беде моего друга Ромео. На моей репутации появится черное пятно.

Султан улыбнулся:

– Суд над убийцей папы обеспечит твоему движению мощнейшую рекламу. А то, что ты убил дочь президента Соединенных Штатов и при этом остался на свободе, прославит тебя в веках. Хороший ты мне преподнес сюрприз. Хладнокровно убить молодую женщину! Мне это совсем не по вкусу, да и ход не слишком удачный.

– В этом был определенный смысл, – ответил Джабрил. – Я с самого начала не собирался выпускать ее из самолета живой.

– И теперь ты можешь быть доволен. Ведь именно ты отрешил от должности президента Соединенных Штатов. Об этом ты не мог и мечтать. – Султан знаком руки подозвал одного из своих слуг. – Сходи в апартаменты американца, мистера Одика, и приведи его сюда.

Когда Берт Одик вошел в покои султана, он не протянул Джабрилу руки, никоим образом не проявил дружелюбия. Молча смотрел на него. Джабрил склонил голову, улыбнулся. Ему уже приходилось иметь дело с такими типами, присосавшимися к арабской земле, заключавшими контракты с султанами, эмирами, шейхами, которые обогащали Америку и другие страны.

– Мистер Одик, – обратился к нему султан, – пожалуйста, объясните моему другу, как ваш Конгресс может избавиться от вашего президента.

Одик объяснил. Столь убедительно, что Джабрил ему поверил. Но задал вопрос:

– А если что-то пойдет не так и вы не наберете две трети голосов?

– Тогда вам, мне и султану крепко не повезет, – мрачно ответил Одик.

* * *

Президент Френсис Завьер Кеннеди просмотрел бумаги, которые дал ему Мэттью Глейдис, и завизировал их. Отметил удовлетворенность, промелькнувшую на лице Глейдиса, понял, что сие означает: они вместе собирались натянуть нос американской общественности. В другое время, при других обстоятельствах он бы выразил неудовольствие подобной реакцией своего пресс-секретаря, но Френсис Кеннеди полностью отдавал себе отчет в том, что приближается самый критический момент его политической карьеры и тут уж все средства хороши.

В этот вечер Конгресс намеревался объявить ему импичмент, сославшись на двадцать пятую поправку Конституции. Может, он еще и мог выиграть войну, но это сражение оставалось не за ним. Берт Одик добьется освобождения заложников, Джабрил покинет Шерхабен. Смерть его дочери останется без отмщения. Убийца папы выйдет на свободу. Но Кеннеди рассчитывал, что его выступление по телевидению вызовет такой шквал телеграмм протеста, что многие члены Конгресса одумаются. Он знал, что народ поддерживает его действия. Он знал, что народ возмущен убийствами папы и его дочери. Народ чувствовал, как бьется его сердце. И он в этот момент чувствовал свое единение с народом. Народ был ему союзником в борьбе с продажным Конгрессом, с прагматичными и безжалостными бизнесменами, такими, как Берт Одик.