Решение на подобное святотатство, несомненно, провоцировало гнев Господень. Случалось, что в Западной Европе в некоторых церквях драгоценные сосуды также переплавлялись для создания денежного запаса, необходимого для отправляющихся в путь крестоносцев — однако такую меру хотя бы можно было объяснить помощью ради богоугодного дела. В данном же случае к столь оскорбительным действиям вели алчные требования крестоносцев, «испытывающих жажду после возлияний объемом в Тирренское море», как метко замечал Никита Хониат. Едва ли можно выразить словами смесь ярости, недовольства и удивления, которую испытывал Никита. Он рассматривал происходящее как поворотную точку для Византии, мгновение, в которое Алексей IV так исказил естественный ход событий, что разрушил целостность империи. Никита писал:
Для Никиты это святотатство омрачалось явным безразличием обоих соправителей-императоров и большинства населения. Он делал такой вывод:
Лето близилось к концу. Император Алексей нередко встречался со знатью крестоносцев. Он стал близок с некоторыми из них — в особенности с Бонифацием Монферратским. Но в то время как его отношения с уроженцами Запада были достаточно сердечными, утверждение власти над Византией становилось все более сложной задачей. Если в течение десятилетий крестоносцы относились к грекам с недоверием, то справедливо было и обратное: византийцы всегда скептически относились к мотивам, руководящим армиями, проходящими через Константинополь, и опасались возможной агрессии с их стороны. Можно также вспомнить, что волнения, направленные против латинян, в 1180-х годах получили широкую народную поддержку.
Положение крестоносцев, поставивших царевича Алексея на императорский престол, вызывало огромное беспокойство и враждебность. Как мы видели, у молодого человека не было ни опыта власти, ни чего-либо другого, способного привлечь преданных сторонников. Фактически Алексей стал императором только из-за угрозы, которую представляли для Константинополя его союзники, и из-за трусости Алексея III. За несколько недель, прошедших с момента появления нового властителя, он вполне осознал неприязнь, которую испытывала к нему и его союзникам значительная часть народа.
Вдобавок ему было необходимо также установить власть над той частью Византийской империи, что находилась за пределами Константинополя. Во времена, когда не существовало телевидения, способного мгновенно распространить по всем провинциям образ вождя, средневековым правителям, особенно тем, кто оказался на троне в столь сложных обстоятельствах, приходилось садиться в седло и предъявлять себя людям. Император был вынужден проезжать по своим владениям, уверяясь в их преданности либо, если они сопротивлялись, подчиняя их силой. Такое путешествие могло принести деньги, в которых он нуждался, однако для него необходима была поддержка. Разумеется, за ней Алексей обратился к крестоносцам.
Он направился в лагерь крестоносцев и договорился о встрече с их руководителями. Предстоял не просто визит вежливости, поэтому все нобли собрались в шатре Балдуина Фландрского. Алексей поблагодарил союзников за помощь: «Вы оказали мне величайшую поддержку, какую получал христианин», — но был вынужден заявить о том, что и так становилось все более очевидным: