Четвертый крестовый поход

Другими словами, Гуго показывает нам, что крестоносцы объясняли свои действия благом католической церкви. Теоретически они преодолевали раскол, случившийся 149 лет назад, и это ли не был повод для благодарности и восхищения? Но Гуго несколько опережал события. Последующий дни показали, что он был излишне оптимистичен в оценке энтузиазма византийцев относительно подчинения их церкви Риму.

Еще одной причиной, по которой треб подчеркнуть успехи крестоносцев, было признание Гуго, что экспедиция не сможет отправиться на Святую Землю вплоть до следующей весны. Это тоже могло стать поводом для критики — поэтому Гуго объяснял, что задержка неизбежна, если они хотят получить выгоду от военной поддержки царевича для кампании в Египте. Он уверял, что ради такой помощи стоит и подождать. Крестоносцы и император уже написали грозное послание египетскому султану аль-Адулу (брату Саладина, которого на Западе обычно именовали Сафадином), «нечестивому захватчику Святой Земли», извещая его о том, что объединенные силы христиан скоро нападут на него. Гуго также выражает надежду на то, что жители Леванта ободрятся такой новостью и станут; ждать поддержки с новыми силами.

Одна из копий послания Гуго, отправленная графу Генриху Лувенскому, который участвовал в Германском крестовом походе в 1197–1198 годах, имеет дополнительный пункт с доводами в пользу присоединения к экспедиции. Грядущая египетская кампания описывается высоким рыцарским слогом:

«Тебе следует знать, что мы решились на поединок с султаном Вавилона [т. е. Каира], что рядом с Александрией. А потому, если кто-то пожелает служить во славу Господа и хочет носить прославленное и великолепное звание рыцаря, то пусть примет крест и следует Господу, и пускай отправляется на поединок во Имя Его, на который приглашает сам Всевышний».[445]

Столь замечательный образ прекрасно сочетает рыцарскую одержимость турнирами с идеей крестового похода. Нападение на Египет рисуется как поединок, созываемый Господом, который предоставляет прекрасную возможность для героических подвигов. К тому же в отличие от обычных турниров, в которых сражаются из личных соображений, здесь деяния угодны богу.

Как мирянин, пытающийся убедить других принять крест, Гуго вполне уверен, что акцент на приближенных к обычной жизни сторонах священной войны с наибольшей вероятностью может обеспечить желаемый результат. Возможно, слияние рыцарского турнира и священной войны дает возможность посмотреть на крестовые походы теми глазами, которыми смотрели на них сами крестоносцы — в отличие от священнослужителей. [446]

Дож Дандоло тоже составил послание, ныне утраченное, в котором пытался объяснить причины нападения на Зару. Иннокентий охарактеризовал это нападение как «акт насилия, который стал печально знаменит по всему миру». Дож подчеркивает, что осада Константинополя дала несомненную выгоду католической церкви, а также делу возвращения Святой Земли. [447]

Постепенно крестоносцы и византийцы привыкали к новым взаимоотношениям между ними, а тем временем шли приготовления к официальной коронации царевича Алексея. В знак одобрения попыток подтолкнуть православную Церковь к признанию верховенства Рима церемония была назначена на 1 августа — день святого Петра, в который достигший двадцати одного года юноша с большой помпой присоединился к отцу в качестве правителя Византийской империи.

И мемуары Виллардуэна, и корреспонденция лидеров крестового похода предпочитают опускать информацию о том, как Исаак Ангел царствовал в Константинополе в качестве соправителя. Возможно, причина кроется в том, что Исаак прежде заключил союз с Саладином — что должно было вызвать претензии к нему на Западе. Крестоносцы не хотели, чтобы пятно прежних связей лишало блеска их нынешний успех. Сконцентрировав внимание на Алексее IV, который не был запятнан прежней дипломатией, Виллардуэн обеспечивал себе возможность изящнее очернить его отца в случае последующих вероломных действий.