Четвертый крестовый поход

Робер де Клари писал: «Чудом Господним корабль епископа Суассонского ударился об одну из башен, ибо море, никогда не бывающее спокойным, вынесло его вперед».Другими словами, ветер подогнал один из тяжелых сдвоенных кораблей гораздо ближе к вражеским укреплениям, чем это случалось прежде. Знаменательно, что суда именовались «Рай» и «Паломница» (на нем находился епископ Труа), а к стенам они подошли в районе ворот Петрион. Балдуин Фландрский отметил «благоприятный знак, под которым они [корабли] несли паломников, сражающихся за Рай». [533] Однако Мурзуфл так хорошо организовал оборону, что временные надстройки на укреплениях делали их выше едва ли не любого осаждающего судна. В результате у греческих воинов было преимущество над большинством западных кораблей. В большинстве своем они оказались не в состоянии закинуть лестницы на верхушки укреплений, что не давало возможности создания плацдарма. Только четыре-пять крупных сдвоенных судов имели достаточную высоту, чтобы достичь вершин башен — однако до сих пор они не могли подойти настолько близко к стенам, чтобы воспользоваться своим преимуществом.

Теперь, когда складывалась благоприятная ситуация, крестоносцы должны были воспользоваться случаем. Демонстрируя блестящее мастерство мореходов, лестницы «Рая» и «Паломницы» были выведены с обеих сторон укрепления, так что впервые корабль крестоносцев объял одну из константинопольских башен. Наконец у уроженцев Запада появилась возможность ворваться в город.

Впереди на навесных мостках стояли трое воинов, готовых ступить на вражескую территорию. Наверняка они были готовы умереть — хотя, возможно, твердо веровали в промысел божий. И смерть, и слава принесла бы несказанные богатства: райское блаженство погибшему или вечную славу героя, первым вступившего в Константинополь. Не стоит забывать и об обещанной материальной награде. Гунтер из Пайри сообщает, что первому взошедшему на стены было обещано сто серебряных марок, а второму — пятьдесят. [534]

Но какие бы мотивы ни побуждали к действию, воины сталкивались с чудовищными трудностями. Облаченные в полный доспех, балансируя на лестницах, вознесшихся не менее чем на 95 футов ^{43}над палубой «Паломницы» и раскачивающихся взад-вперед, они должны были оказаться напротив открытого пространства или верхушки укрепления. Не было никакой возможности обеспечить в этот момент приближение корабля. Рыцари должны были оценить движение волн и расстояние для прыжка, который принес бы им славу или гибель у подножия. Словно и этого было мало, они должны были столкнуться с вооруженными защитниками города.

Первым на укреплениях оказался оставшийся неизвестным венецианец, который зацепился за край стены и перебрался через нее. Почти сразу защитники (скорее всего, Варяжская дружина) кинулись на него с топорами и мечами и изрубили на куски. Но его соратников это не испугало. Когда корабль качнулся в следующий раз, через пропасть перепрыгнул француз Андре Дюрбуаз, который приземлился на колени. Не успел он встать, как враги накинулись на него и нанесли множество ударов, но Андре был надежнее укрыт броней, чем венецианец. Изранив француза, защитники остановились — но, к их ужасу, крестоносец поднялся на ноги и вытащил меч. Объятый страхом, гарнизон бежал вниз, на другой уровень башни. Вера Андре принесла плоды. Как писал Робер де Клари, «милостью Божией они не нанесли ему серьезных ран, словно сам Господь охранял его, не желая продолжения обороны и смерти доблестного воина». [535]

Следующим на башне оказался Жан де Шуази, за которым следовали еще многие. Крестоносцы сразу подняли свой флаг в ознаменование прорыва. Они закрепили судно у башни и начали переходить на нее уже в значительных количествах, но их продвижение вскоре замедлилось. Ветер, оказавший неоценимую услугу, подогнав корабли к стене, теперь поднял такое волнение, что казалось, будто суда готовы обрушить башню. Крестоносцы решили отвязать швартовы, оставляя товарищей в башне без подкрепления и без пути к отступлению.

Вскоре бегство греков и варягов сняло остроту проблемы. Балдуин Фландрский позже вспоминал: «Епископские знамена первыми взвились над стенами, и первую победу Господь даровал служителям божественных таинств». [536] Разумеется, крестоносцы воодушевились и возрадовались, что Господь направил к укреплениям именно эти корабли. Но, хотя крестоносцы и увидели первые знамена на стенах, едва ли горстка воинов в башне могла сделать что-либо для прорыва в сам город.