Четвертый крестовый поход

«Он был более других способен привести противника в бегство, ибо ростом почти достигал девяти фатомов^{45}[классическая аллюзия на „Одиссею"], а голова его была украшена шлемом в форме крепости. Окружавшая императора знать и остальные войска не могли взирать на шлем рыцаря столь ужасающих размеров и сочли привычное уже бегство самым действенным способом спасения».[540]

Несмотря на стиль Никиты, можно признать, что боевые качества Пьера испугали византийцев, и совершенный им прорыв действительно привел к поражению греков. Новые суда высаживали лошадей на берег, новые ворота открывались для них, и конные рыцари входили в город и быстро расходились по нему.

Всадники направлялись к лагерю Мурзуфла на холме в монастыре Пантепоптес. Люди императора были стянуты для встречи крестоносцев, но, увидев скачущих на них воинов, впали в панику и разбежались. Никита Хониат был в ярости от их трусости: «Так, слившись в единую трусливую душонку, тысячи малодушных, за которыми было преимущество возвышенного расположения, были изгнаны одним человеком [Пьером Амьенским] из укреплений, которые были призваны защищать». [541] У Мурзуфла не было другого выбора, кроме бегства. Он бросил свой шатер и казну и бежал в центр города, в замок дворца Буколеон. Пьер тем временем занял бывший императорский штаб и позаботился об оставленных там ценностях. Вокруг спасались бегством греки. Вид устремившихся в город крестоносцев и бегство императора повергло византийцев в отчаянное отступление. Робер де Клари был краток: «Так город был взят». [542] Множество греков бежало к Золотым Вратам в дальней части города, где, разломав перекрывавшую выход кладку, устремилось «навстречу заслуженной гибели», как гневно писал Никита Хониат. [543]

Крестоносцы вошли в Константинополь, и начался новый этап сражения. Тяготы мучительного многомесячного ожидания на берегах Золотого Рога, усиленные явным вероломством греков, вылились в чудовищную волну насилия. Виллардуэн писал: «Затем последовала резня и грабеж. Греков убивали повсюду… Количество убитых и раненых было столь велико, что ни один человек не взялся бы счесть их». [544] Верховых и боевых лошадей и мулов захватывали в качестве добычи в возмещение тысяч животных, павших в течение кампании. Балдуин Фландрский пишет, что крестоносцы «были заняты убийством», уничтожив «немалое количество греков». [545] В «Devastatio Constantinopolitana»описывается «чудовищное избиение греков». [546] Эти три свидетельства очевидцев явно показывают, насколько жестока была эта стадия битвы.

Гунтер из Пайри верил, что священное воинство возглавляет сам Христос, его текст воспевает достижения крестоносцев и изображает их проявлением божественной воли. Но в нем есть и неправдоподобный призыв к милосердию, который другие свидетели отнюдь не считают своевременным.

«Вы сражаетесь в Христовых сражениях. Вы выполняете Его мщение. Его воля предшествует вашим действиям. Врывайтесь! Ломайте преграды, крушите трусов, наступайте отважно! Кричите громовыми голосами, потрясайте железом, но не проливайте лишней крови. Повергайте их в ужас — но помните, что они ваши братья, над которыми вы одерживаете верх, ибо их вина привела к такому результату на время.

Господь пожелал обогатить вас имуществом обидчиков, чтобы не обобрали их другие воины. Смотрите, дома их открыты и наполнены вражеским добром, и у древних сокровищ появится новый хозяин».[547]