Со своего наблюдательного пункта Мурзуфл делал все возможное, чтобы сплотить войско и направить его к оказавшейся под угрозой башне, но продвижение крестоносцев неумолимо продолжалось. Море поднесло корабли Пьера де Брасье к другой башне, и вскоре она также пала. Теперь у крестоносцев оказалось два плацдарма. Воины могли рассмотреть многочисленные вражеские войска под ними и по сторонам — на других башнях и на самих стенах.
Для того, чтобы перейти к следующему этапу действий, уроженцы Запада должны были увеличить количество людей на захваченных пятачках. Инициативу взял на себя Пьер, владетель Амьенский. Он понимал, насколько необходимо создать пролом в стене на уровне моря, а потому, заметив небольшие заложенные кирпичом боковые ворота, решил бить в них.
Пьер сошел с корабля со своим отрядом из десяти рыцарей и шестидесяти солдат и принялся за дело. Робер де Клари с особенным интересом описывает данный эпизод, поскольку героем оказался его собственный брат Алеме, весьма воинственный клирик, уже показавший себя во время стычки у башни Галата в июле 1203 года.
[537] Часть людей пригнулась, чтобы ломать стену, остальные прикрывали их щитами, закрывая от сыпавшегося ливня снарядов. Когда греки поняли намерения крестоносцев, они бросились на защиту ворот и произвели мощную контратаку на отряд. Целый поток стрел и камней обрушился на щиты крестоносцев. Византийцы поднесли чаны с кипящей смолой и греческий огонь и начали поливать ими нападающих, но «чудом Божьим» крестоносцы не получили серьезных увечий. Решительность воинов была удивительной — но лишь столь отважные поступки способны изменять ход сражений. Топоры, мечи, кирки и прутья шли в ход, чтобы расшатать кирпичи, и наконец возник пролом, через который можно было попасть в город.Что ждало их на той стороне стены? Тут кажутся вполне оправданными преувеличения средневекового хрониста. Робер пишет:
На мгновение крестоносцы замешкались. Затем Алеме вышел вперед и подготовился. Робер испугался: ведь его брат подвергал себя невероятной опасности и почти наверняка шел на смерть. Будучи лицом духовного звания, Алеме наверняка полностью полагался на божественное покровительство, и поддерживал эту веру мечом, несмотря на канонический запрет на использование духовенством оружия. Робер молил брата отказаться от его замысла — но Алеме отодвинул его и согнулся, чтобы пролезть в дыру. Судя по описаниям Робера, движение это было похоже на протискивание через узкий дымоход. Когда Алеме прополз вперед, брат схватил его за ноги и в отчаянной попытке начал тянуть назад, но тому удалось вырваться. Он пополз дальше, отталкиваясь от сухого камня. Едва Алеме оказался на той стороне, как греки бросились на него, а сверху посыпался град камней, но ни один не попал в цель. Алеме вытащил меч и бросился на врагов, а те были настолько испуганы его храбростью, что развернулись и «бежали перед ним, как стадо коров». Отвага и вера одного человека создали необходимый перевес. Алеме крикнул товарищам: «Господа, ступайте смело! Они отступают в испуге и спасаются бегством». Когда Пьер Амьенский и Робер услышали его, они быстро присоединились к воину, а за ними следовали остальные рыцари и солдаты. И вот уже семьдесят крестоносцев оказались в городе. Не слишком могучее войско — хотя и достаточное, чтобы сломить дух оказавшихся поблизости греков.
Защитники начали отступление, но Мурзуфл оказался неподалёку и, видя опасность, пришпорил коня и поскакал к крестоносцам. Пьер Амьенский собрал своих людей: «Господа, нам надлежит достойно проявить себя! Мы будем сражаться — вот скачет император. Смотрите, не дайте ему пути, думайте только о том, чтобы достойно исполнить свой долг!»
[539] Увидев решительность крестоносцев, Мурзуфл замешкался, остановился и повернул обратно к шатру. Ему не хватило наличных сил, чтобы начать схватку.Тем временем известие о том, что крестоносцы проникли в город, стало распространяться, и обороняющиеся начали терять волю к сопротивлению. Как только непосредственная опасность миновала, Пьер приказал части людей проломить изнутри ближайшие ворота, так что воины с помощью топоров и мечей начали выламывать огромные железные болты и скобы, закрывавшие вход. Двери распахнулись, и транспорты с боевыми конями подошли к берегу и высадили своих пассажиров.
Никита Хониат признавал отвагу Пьера Амьенского, описывая этого рыцаря характерным цветистым языком: