Четвертый лишний

— Был уродом, — поправил Трофим, недовольно глянув на нее. Он давно уже раскаялся в своих грехах, можно обойтись и без напоминаний. Тем более что грехи не такие уж и смертные, чтобы за них убивать.

— Станислав Сергеевич Робиком тогда занимался. Робик тогда в соседней палате лежал… Аврамов жить не хотел, за ним постоянно смотрели… Станислав Сергеевич меня к его двери поставил, в глазок смотреть. На место санитара поставил, на место врача, чтобы я почувствовала себя субъектом… Станислав Сергеевич такой умный… Только все никак не мог понять, откуда такие уроды берутся!.. — Смягчившийся было голос Таи снова затвердел, ожесточился. — Это он про вас!

— Ну все, все… — Трофим нежно провел рукой по ее животу, заставляя чувствовать это прикосновение всем телом.

Тая замолчала, закрыла глаза, настраиваясь на приятную волну. Его пальцы легко и мягко ущипнули розовой сосок, в обрамлении мелких, едва заметных пупырышек. Тая отреагировала на это прикосновение, дыхание участилось, ресницы на закрытых веках задрожали. Трофим усилил натиск, но Тая вдруг остыла и резко распахнула глаза.

— Я на самом деле плохо соображала… — сказала она, глядя куда-то во временную даль.

— Это мы плохо соображали. На голову хромали, умственные инвалиды детства.

— Дебилы, — кивнула Тая.

— Даже хуже.

— Идиоты! — нездорово улыбнулась она.

— Четвертая стадия дебильности, — согласился Трофим.

— Тогда мне было не смешно, — нахмурилась молодая женщина.

— Я понимаю.

— И Саша погиб… Он ведь из-за меня погиб… Из-за вас!..

Тая вдруг повернулась на бок спиной к Трофиму и заплакала, сначала тихо, затем навзрыд. Он укрыл ее, обнял, Тая стала успокаиваться, затихла, а вскоре заснула. По улице прошла шумная компания, кто-то громко засмеялся, и стало тихо. Калитка закрыта, дверь заперта, ружье под боком, да и не страшно уже. Пятый день они здесь, а убийцы все нет. И не будет. Он давно бы уже нашел их, если бы мог. А раз так, можно спать спокойно…

Проснулся Трофим от приятного прикосновения к ноге. Он лежал накрытый простыней, а Тая гладила ногу. Вернее, просто поглаживала, пришивая простынью к матрасу. Даже не поглаживала, просто касалась пальцами ступни.

А простыня была пришита к матрасу по всей длине, со всех сторон. Трофим в ней как в тесном саване, рук не высунуть, ног не поднять. Слава, помнится, в летнем лагере таким вот способом вожатую пришил к ее собственной кровати. В первый же день как приехал. А на второй уже вернулся домой…

— Ты что делаешь? — задергался Трофим.

Тая пришила его крепко, и простыня упорно не хотела рваться.

— Ну вот и все! — перекусив нитку, сказала Тая.

Она поднялась, воткнула иголку в занавеску, взяла ружье. Свет в комнате не горел, но и без этого можно было разглядеть безумный блеск в ее глазах.

— Что там у тебя, картечь? — спросила она.

— Тая, не дури!

— Таисия Степановна.

— Ну конечно, Таисия Степановна!.. — Трофим и хотел бы хлопнуть себя ладонью по лбу, но не смог. — Ты же взрослый человек, Таисия Степановна!.. Убьешь меня

— посадят!

— Не посадят. Я сумасшедшая!.. — одержимо засмеялась Тая. — У меня и справка есть!

Она замолчала, и наступила зловещая тишина, в которой звонко щелкнули один за другим взводимые курки.

— Знаешь, я ведь хотела тебя убить, — сказала она. — Очень-очень хотела.

— Это не ты хотела, это Шевелев тебе внушал.

— Не правда! Станислав Сергеевич не внушал! Он лаской лечил и нежностью. Он не учил ненавидеть…

— Чем он тебя лечил?

— Он долго боролся со своей страстью. Мне было уже двадцать, когда это случилось…

— А как же Саша? — спросил Трофим, пытаясь переложить вину на старого развратника Шевелева.

— Не смей прикасаться к Саше!.. — Тая взвизгнула так, что у Трофима зазвенело в ушах. — Это ведь ты его убил!

— Я?!

— Да мне плевать было на твоего Славу!.. Я тебя ненавидела!.. Я из-за тебя хотела умереть!..

— Из-за меня?

— Я была в тебя влюблена. Так тебя любила!.. А ты! Ты все во мне убил!.. Это из-за тебя я под поезд бросилась! Это из-за тебя Саша погиб!..

— Саша погиб, потому что ты изменяла ему со своим профессором!

— Что?! — Тая приставила приклад ружья к плечу, навела стволы на Трофима, но указательный палец оставался на спусковой скобе.

— Ну, может, и не изменяла…

— Изменяла, — заявила Тая. Уронив голову на грудь, она опустила и ружье.

— Это Шевелев заставил тебя выйти замуж за Сашу?

— Это было справедливо, — тихо сказала Тая.

— А Саша оказался импотентом!

— Ему отрезали ногу по колено.

— Я думал, по бедро! А лечил его кто? Шевелев?! Может, таблетки ему какие-то успокоительные выписывал?

— Успокоительные! — Тая подняла голову, но ружейные стволы все так же смотрели в пол.

— С бромом.

— Почему с бромом?

— А чтобы фтор не стоял!.. Не хотел Шевелев, чтобы ты с Сашей спала! Он тебя для себя готовил!.. Когда ты ему отдалась? В двадцать лет?

— Все равно я тебе Сашу не прощу!.. — Тая снова навела на Трофима ружье.

— Ну давай, убивай! Меня в морг, а тебя в психушку положат! Свяжут по рукам и ногам, а профессор твой будет к тебе захаживать!

— Что ты сказал?

— Хорошо связанная женщина в предварительных ласках не нуждается!

— Ну все!