Четвертый Рим

— Наиболее стимулирующий вызов обнаруживается в золотой середине между недостатком силы и ее избытком, — заметил энергично марширующий во главе отряда сумасшедших Тойбин, имея в виду, с одной стороны, монархическую Москву, а с другой — планиду безумных.

Губин приветливо помахал ему и продолжил.

— Сейчас верховодят люди «смутного времени», которые не ждут для себя никакой пользы от изменения состояния общества. Раньше подобных людей, которых не интересует ничего, кроме собственного блага, называли обывателями. Теперь, когда все их соперники уничтожены, эти людишки, пробравшись к власти, мутируют. Беря пример с исторических фигур, безумно завышают собственные задатки и, коверкая собственную ограниченную природу, они становятся опасны. Историческое Российское время и сам этнос ими уже уничтожены, хотя и не положен предел страдания на нашей трагической земле.

В Риме идеал силы и выгоды торжествовал при династии Северов, и не случайно, что в это же время римский этнос растворился среди народов, ими же завоеванных. Римская империя воскресла на российской земле, хоть и в другом виде и этносе.

Наряду с разрушительными процессами в развитии этноса существуют созидательные, благодаря которым возникают новые общества. Мы должны возобновить этническую российскую историю. Ведь победить или минимум отстоять себя можно, лишь когда внутри этноса интересы коллектива действительно становятся выше личных. А мы этого уже добились! — с этими словами Губин указал на проторивающих дорожки пациентов, затем он взял Иезуита под руку и гордо пояснил: — Перед тобой евразийская историческая схема зон пассионарных толчков! Вглядись в ее мощь и красоту.

— Насилие над природой убивает душу! — воскликнул Орфей. — Разве пение птиц приводит к землетрясениям?

— Природа и я, как прекрасно! — ответил Нарцисс.

Вытянувшийся на пне монах увидел на земле отмеченные колышками географические контуры двух континентов, однако, как ни ломал головы, не мог установить никакой системы. Когда, спустившись с пня, он сообщил об этом Губину, тот радостно захихикал, но вскоре открылся.

— На географическую схему наши соратники наносят зоны пассионарных толчков — это узкие полосы при широтном направлении и несколько более широкие при меридиальном.

— Зачем вы это проделываете? Если Иезуит и ждал ответ на этот вопрос, то напрасно, ибо Губин решил подвести к нему самого монаха.

— Вероятно, твой так называемый наставник, отец Климент, учил тебя, что энергетические импульсы жизненной энергии — космические по своему происхождению — не связаны с наземными природными и социальными условиями и не могут быть направляемы с нашей планеты.

— Да, — отвечал сбитый с толку Иезуит. — Он говорил, что, когда наша планета получает из космоса больше энергии, нежели необходимо для поддержания равновесия, это возможно приводит к социальным взрывам.

— Здесь, в месте выхода мировой временной оси, мы создадим очаг повышенной пассионарности. Благодаря высокому накалу произойдет взаимодействие между общественной и природной формами движения материи. Импульсы пассионарности, как биохимической энергии живого вещества, преломляясь в психике человека, создадут новый этнос!

— Каким образом? Иезуит был так поражен, что позволил себе перебить Губина.

— С завтрашнего утра все пациенты начнут бегать по пересекающей Москву линии воссоздания России.

— Вот это да! — присвистнул монах.

— А в нужный момент по моей команде все начнут прыгать в расчетных точках, будя дремлющую энергию среды, и тогда произойдет пассионарный толчок.

— Революция возможна лишь в музыке! — воскликнул Орфей.

— И в любви, — вздохнул Нарцисс.

— А почему вы не позвали меня топать вместе со всеми?

Продолжая поднимать интеллектуальный уровень своего ученика, Губин продолжил тактику развернутых ответов.

— Организм без внешней среды, поддерживающей его существование, невозможен, поэтому необходимо увеличить энергетический заряд среды с тем, чтобы усилить пассионарность. А я отметил высокий энергетический потенциал у тебя, еще когда ты вдруг превратился в дьявола.

Монах было заикнулся о том, что никогда не имел ничего общего с этим мерзким созданием, но Губин, тут же перебив его, продолжил:

— Оставь. Мы, ученые, опираемся в отличие от богословов не на обманчивые впечатления, а на факты. А они, как известно, вещь упрямая. Что же, ты станешь отрицать у себя способности к целенаправленным сверхнапряжениям?

— Нет, — твердо согласился Иезуит, — мне всегда казалось, что я обладаю чем-то подобным. — Тут он подумал и продолжил: — И благодаря вам я понял, что отец Климент, видя мое могущество, всячески затирал меня.

— Наконец-то ты прозрел, — удовлетворенно отметил историк. — Твои пассионарные способности не уступают дару Александра Македонского, Суворова или Наполеона. А значит, ты призван и не можешь не совершать поступков, которые вызовут изменения внутри человеческого общества.

— Когда я должен буду начать действовать? — вытянулся в струнку Иезуит с горячим желанием отдать честь, но к большому своему сожалению не зная, как это сделать.