Четвертый Рим

Начало всех начал
основа всех основ
предтеча всех времен
и мест
Я
тот кто (то что)
един и один не сотворен из материи
ни есть во плоти
не имеет ни цвета ни формы
неизменяем и непредаваем
но кто (что)
всегда
везде есть
явил свою волю.
Безглазостью зовущего зрачка
объял черную точку в черноте
раскрыл уста
бывшей видимой
ныне незримой
беспредельной
бесконечной
беспричинной
призывно трепещущей
непознаваемой сущности
периодов деятельности и покоя
вошел звоном безмолвия
в нерушимость дыхания
незнающей себя
предвечности
пробудив сына-света
крутить педали
нового колеса
бытия вселенной.
Желтокожие гадатели
в систематизированном числовом ряду
великие учители
великие начальники
великие пестуны
старые ворчуны
постигая великий предел
открывали меня
в темном
светлом
начале
прерывистых
целых
лучах
гармонии
символе
числе
толковании
изменении
влечении
проникновении
отчуждении
безуспешно дешифруя
три
гекса
граммы
двоичного языка логоса.
Повелевающие
направляюще-подсобляющие
когорты
компьютерно-безграмотных императоров
суча веревки
плетя сети
долбя бревна
заостряя палки
ущербно мыслящие математики
неустанно напрягая мозги
проникновенно
поучая
ущемляя
примитивных программистов
не сумели
постичь путь перемен.
Прилежные писцы вселенной
липики
подглядывали в сердца покойников
ловили энергетические сигналы
переработанных в информацию мыслей
в мерцании звезд
запечатлевали
зародыши знания
заполняющие пространство
образами истины
идеями духа
интуицией
вдохновением
озарением
сшивали в книгу жизни
списывали в архив
забыв музыку какофонии душ
затыкали уши
становились черствыми регистраторами
перфораторами.
И вот я
кто (что)
всегда
везде есть
вернулся взглянуть
на представление высшего разума
поднять
прошлые
будущие
отчеты
оценить
действо режиссера
игры ума
его порождения
мифы
анекдоты
суждения.

Первым прореагировал на чудесное явление китаец Ван.

— Вот то одно, приобретя которое, небо становится чистым, земля — спокойной, духи — прозорливыми, долина — наполненной, все предметы рождаются, а правители и государь становятся нравственно чистыми! — выпалив тираду, китаец с победоносным видом сел на корточки. Он осторожно поискал взглядом отца Климента, но тот, занятый мальчиком, не обратил на Вана внимания.

Произнеся без запинки весь вложенный в него высшей силой текст, мальчик качнулся и медленно повалился вперед. Стоявший рядом отец Климент успел подхватить падающего ребенка и поднял его на руки, ища куда бы пристроить. Услужливые прихожане бросились на помощь, расчищая и подготавливая место. Мальчика положили на набросанную прямо на пол ветошь. Худенький и измученный, он лежал на спине с закрытыми глазами и сложенными на груди руками, его слабое дыхание было совсем не заметно. Отец Климент перекрестил мальчика и поднялся с колен. Женщины ласково отстранили священника и, хлопоча вокруг ребенка, смачивали ему голову дождевой водой, щупали пульс.

Одна из прихожанок, сбросив товаркам на руки перешитое из шинели пальтишко и оставшись в темном свитере и длинной юбке, внезапно пустилась в пляс, остановив свой выбор отчего-то на «цыганочке». Зажигательный танец не взбодрил прихожан, лишь некоторые из них сдержанно хлопали в ладоши. Большинство же опасливо посматривало по сторонам и друг на друга, не решаясь поднимать взгляд на восточную стену.