Четвертый Рим

— Вы это что! И не смейте! — полковник невольно шагнул вперед, словно заслоняя ясновидящего. — Он заменил один целое управление.

Стефан Иванович взял полковника под руку и шажком, шажком отвел в сторону.

— Эх, молодежь, молодежь, — вздохнул он, — все мудрствуете! Ты утречком зайди к шефу и документики ему в стол и отдай. Начальству своему доверять надо. Начальство разберется!

Раскланявшись, директор поднялся к себе, но заснуть не мог. Не то чтобы его волновало предстоящее разоблачение убийцы Шивы или смерть двоих учеников, но обстановка в лицее явно выходила из-под контроля и было неясно, как с этим бороться.

5. НОЧНЫЕ ВИЗИТЫ

На следующий день Стефан Иванович отменил занятия на всех курсах, кроме подготовительных. Впрочем, было ясно, что взбудораженные смертью товарищей студенты учиться все равно бы не стали до похорон.

— Педсовет продолжается! — объявил директор смущенным срывом занятий педагогам.

Вместо своего разрушенного кабинета он выбрал музей римской истории, расположенный на чердаке лицея и ничем особенным не примечательный, кроме коллекции оружия и доспехов, скопированных с римских редчайших образцов. Педагоги не очень жаловали чердак, за исключением Пузанского, который после нескольких банок пива умудрялся еще подняться вверх по крутым ступеням и часами примерял к руке мечи, дротики и копья, воображая себя легионером в отпуску.

Стефан Иванович, встав, несколько секунд облучал разом замолкнувших учителей своим радиоактивным взглядом, потом сказал:

— Мы, господа, не разойдемся, пока не примем радикальное решение. Одно из двух: может, нам самораспуститься и закрыть лицей, студентов же отправить на принудительные сельхозработы в пустыню Каракумы, куда приглашают туркмены по спецнабору. Или перестать наконец перекладывать ответственность на вашего директора и начать работать с контингентом. Мы все забыли, что наша цель не отрабатывать зарплату или скрываться от старых грехов в ожидании новых, а готовить управленческую элиту для будущего империи.

Вчерашний инцидент в моем кабинете, именно он, показал, что многие из вас не обладают виртус романа, которая включает в себя все высокие качества общества и индивида — справедливость, умеренность, верность и благочестие. В силу этих качеств древние римляне всегда предпочитали союз с окружающими государствами и народами, а в течение самой войны старались больше действовать предупреждением и доверием, чем угрозами. Все это черты народа, избранного Провидением для совершения великих дел. Хотя знание римской истории было необходимейшим и первым условием для преподавания в моем лицее, вы видно забыли ее. Ну а те, кто не забыл, наверно, согласятся, что внешняя и внутренняя история Рима полна тяжелых испытаний и борьбы с внешними врагами, с одной стороны, и борьбы между самими гражданами — с другой. Как мельчайший осколок древнеримского колосса поставлен и наш лицей. Но ведь несмотря на все трудности, Рим в силу присущих ему высоких качеств из всех испытаний выходил победителем. Почему же вы, мои помощники в воспитании доблести, позорно бежали при первых же звуках опасности и даже не пытались спасти моего секретаря, которого сначала чуть не принесли в жертву очумевшие шиваиты, а потом накрыл всей своей тяжестью шкаф. Единственный, кто смело бросился вперед, был вот он, — директор указал на рыжего педеля, который сидел впереди всех с белой повязкой на лбу и нервно мял левую ладонь. — Но при этом он забыл, что кроме доблести римляне обладали еще и рассудительностью, которая помогала им выжить там, где наш верный педель давно бы погиб. Кого же могут вырастить такие учителя, которые сами бегут от опасности? Таких же трусов, как и они! Прежде чем принять окончательное решение, я бы хотел выслушать людей, которые, на мой взгляд, готовы перестроить свою работу, готовы воспитывать истинных граждан нового Рима.

— Я не согласен с вами только в деталях, — сказал Пузанский. — То, что мы все струсили, — это неверно. Мы просто несколько опешили. И ничего в этом удивительного нет. И Сулла, и Калигула, и самый великий — Цезарь невольно бы вздрогнули, если бы под их ногами оседала земля. Но дело не в личном страхе, его можно превозмочь, и не во внимательности в поисках секретарей, дело в том, что лицей расколот. Он расколот так же, как наше несчастное государство, и является на самом деле осколком Российской малой империи, а не Великого Рима. Если общество раздираемо митингами, забастовками, фракциями, партиями и идеями на тему, как улучшить жизнь, то для лицея это секты, общества, курсы и религии. Но если мы смогли выловить в нашем несчастном обществе идею великого объединения и собирания, то наша прямая задача и честь — передать эту идею своим детям — лицеистам.

— Спасибо, старый друг, — растроганно сказал директор и заключил Пузанского в свои объятия.

Они трижды с хрустом расцеловались. Тут поднялась Ева. Поводя округлыми плечиками, единственная женщина среди мужчин бросила в лицо Стефану Ивановичу: