Четвертый

И вот летим это мы себе, летим по заданному маршруту. Часики тикают, отсчитывая уже третью сотню минут, я просто держу направление и высоту, а подруга трудится, как пчёлка, сравнивая результаты своих вычислений с данными радиополукомпаса. Под нами безбрежная гладь океана и полное отсутствие ориентиров. Смеркается, а до берега примерно час полёта. И тут справа внизу на поверхности воды – тонкий длинный силуэт с торчащей вверх узкой рубкой – подводная лодка.

Радист-идальго её тоже увидел – сыплет в эфир чередой цифр. А я закладываю резкий вираж и опускаю нос, чтобы разогнаться на снижении. На какое-то время цель скрывается из виду, чтобы тут же оказаться точно впереди. Ольга сосредоточенно щелкает переключателями, открывая бомболюки, а я с волнением вижу, что цель быстро погружается. Вот только рубка видна, а вот и перископ исчез буквально у нас перед носом, оставив после себя узкую стрелку расходящегося следа. В этот момент наш аппарат начал «вспухать», освобождаясь от бомб – я поспешил его выровнять.

Через минуту, закрыв бомболюки, Оля выдала направление на аэродром. Судя по расстоянию, горючего как раз хватало. И ещё меня начало трясти – садиться-то придётся ночью. А этот маневр известен мне чисто теоретически.

Тут откуда-то сзади до нас добрались те самые пилот и штурман (думаю, они сидели на местах верхнего и нижнего стрелков) и принялись восторженно вопить о том, что своими глазами видели летящие из воды обломки. Я им не поверил, потому что, во-первых, сумерки, во-вторых – ну что может вылететь из воды с глубины не меньше десятка метров? Да и бомбы у нас были не глубинные.

Сознался я при всём честном народе, что ночному пилотированию не обучен, и уступил место настоящему лётчику. Настоящий штурман тоже вернулся к исполнению своих обязанностей, а мы с Олей пробрались подальше от кабины и устроились поудобней – ещё час лететь. О чем шла речь между нашими «экскурсоводами» – ума не приложу. Но сели мы успешно уже в потёмках. Когда выбрались на поле, было видно, что «идальго» очень огорчён, а пилот со штурманом довольны, словно именинники. Они и позвали нас с собой в просторную палатку, где ждал богато накрытый стол и возбуждённая компания. Только тут я обратил внимание на то, что среди присутствующих трое одеты не в ту форму. А потом пришли снявшие лётную амуницию штурман с пилотом. Они тоже выглядели неправильно. То есть не как все, а как трое особенных.

Не сразу сообразил, что многие фразы произносятся не по-испански, а на каком-то похожем на него языке.

– Хорхе боится, что из-за нашего маленького бомбометания Аргентина вступит в войну с Германией, – сказал штурман, откупоривая бутылку «Белой лошади». – А Педро, – кивок в сторону пилота, – восторженно скорбит о том, что не он сидел у штурвала. То есть скорбит, потому что не он, но в восторге от скорости вашей реакции, дон Хуан. Действия же доньи Хельги просто обворожительны. Чтобы столь своевременно начать бомбометание, нужно иметь просто звериное чутьё.

– Простите, господа! – попыталась добиться ясности моя подруга. – А почему я вижу непонятно чьих авиаторов на аргентинском аэродроме?

– Мы из Бразилии, – пояснил незнакомец, не участвовавший в полёте. – Вчера во время учебного полёта немного заблудились, сожгли лишнего горючего и сели на вынужденную…

– …потому что кое у кого в Буэнос-Айресе невеста, – буркнул Хорхе (идальго). Парни они, – обвёл он рукой собравшихся, – отличные, любят добрую шутку, но вы, господа, – взгляд на нас с Ольгой, – так утомили их своим изучением инструкций, что ребята крепко осерчали. Им домой нужно, а тут сиди и жди, когда пара юнцов начитаются досыта.

– Хотели вас тоже помучить, – смущённо улыбнулся пилот. – Но вы – словно железные – летели и летели, да ещё она, – взгляд на Олю, – постоянно контролировала возможность возвращения.

– А что насчёт войны с Германией? – не понял я.

– Аргентина – нейтральная страна. Ей ни на чьей стороне выступать нельзя, – пояснил Хорхе. – Поэтому утопление немецкой подводной лодки равносильно объявлению войны фашистам.

Вот и этот парень проговорился – не любит он гитлеровцев. Слышно по интонациям. И никто здесь не любит – заметно по реакции аудитории.

– А кто сказал, что это мы её потопили? – искренне удивился я. – Ну видели мы её, ну наблюдали, как погрузилась. Она что, опознала нас? Сообщила кому-то по радио? Подводные лодки они вообще такие – берут и не возвращаются на базу.

– Я передал по радио, что вижу неопознанный корабль, и дал координаты, – прошептал Хорхе. – А потом меня перегрузкой приложило. Про то, что бомбили, я не сказал – сильно был озадачен, когда представил себе последствия.

– И никто не скажет, – обвёл я взглядом присутствующих. – Гитлер капут, – поднял я стаканчик с виски.

– Гитлер капут, – все дружно встали и хряпнули до дна. Бедная Оля – она предпочитает белые вина, а тут самогонка из пива… Но стерпела, только поморщилась и стремительно закусила.