Четвёртая власть Третьего Рейха. Нацистская пропаганда и её наследники

В конце 1941 года Геббельс приказал вызвать представителей всех пропагандистских учреждений, чтобы дать им новые указания: отныне их репортажи должны быть максимально реалистичными, ничто не должно приукрашиваться. Он ставил новую задачу – население в тылу должно понять, что значит идти вперед по крови и грязи, что значит вспыхнувший от вражеского снаряда танк, что значит голод и трескучие русские морозы (30).

Зимой 1941/42 года тяжесть боев на Восточном фронте стала очевидной для многих – газеты заполнились официальными сообщениями о смерти, которые публиковали семьи погибших. Почти в половине из них немцы избегали выражения «пал за фюрера», писали просто – «пал за Отечество» (один из фрондерских способов выразить свое отношение к Гитлеру). «Окаменелым взором германский народ смотрит на своего вождя и приглушенным шепотом, не смея говорить громко, задает этому вождю страшный вопрос: «Зачем ты туда пошел? Зачем ты вторгся в Россию?»» (31)

Положение складывалось далеко не благополучное, и Геббельс это понимал. Кроме ежедневных отчетов СД об обстановке внутри страны ему доносили также гауляйтеры. Кроме того, о настроениях он узнавал из потока анонимных писем, тоннами доставлявшихся в Министерство пропаганды. Геббельсу ежедневно готовился обзор полученной почты – от шести до десяти страниц, в котором точно указывалось количество одобрительных и неодобрительных откликов, а также процентное соотношение писем из тыла и с фронта.

Впрочем, хватало и личных впечатлений. Так, в 1942 году, во время очередной кампании «Зимней помощи» жены Геббельса и Геринга, вместе с супругами менее известных нацистов, проводили сбор пожертвований на улицах Берлина. Возможно, фрау слишком броско нарядились, и люди остро прочувствовали, что все это чистой воды фарисейство: укутанные в меха роскошные женщины не могут бороться с холодом и голодом бок о бок с обнищавшим народом. Из толпы понеслись оскорбительные и издевательские реплики. Холеные дамы испуганно переглядывались, а потом, не выдержав насмешек, пустились в бегство на своих автомобилях (32).

Кстати, с началом боевых действий благотворительная помощь от государства приобретала тоже довольно специфичный вид – для нее все чаще стали использовать одежду убитых на оккупированных территориях или в концлагерях людей. Именно их одежду, спарывая метки и по возможности очищая от крови, отправляли хозяйственные немцы в Германию в фонд «Зимней помощи». Помните огромное количество документальных фотографий и свидетельств о том, как жертв перед их убийством предварительно раздевали донага? Так вот – в глазах палачей это не было особенно изощренным издевательством, а просто обычной необходимостью «материально поддержать» свой народ в трудные времена. Кое-что перепадало и подручным.

Той же зимой появился еще один серьезнейший противник – Соединенные Штаты Америки. Не желая травмировать немецкую публику появлением у Германии нового врага, Министерство пропаганды распорядилось не выносить в заголовки фразы вроде «Объявление войны Германией и Италией США», но ограничилось лишь нейтральной лексикой: «Большая речь фюрера», «Окончательное сведение счетов с Америкой» и т. д.

Маскируя тему начавшейся войны с США, Геббельс знал, что делает, ибо даже в немецкой пропаганде заокеанская держава часто представлялась не только мощным экономическим гигантом, но и неким критерием далекой холодной объективности. Так, незадолго до нападения на СССР Геббельс давал указания своим газетам повторно опубликовать отчет Американского института общественного мнения за июль 1940 года, согласно которому только 34 % американцев верили в победу Британии[50].

Но до активных боевых действий американской армии на европейском континенте было еще очень далеко, и «маленький доктор» мог продолжать направлять свои усилия на «правильное» освещение грандиозных событий на Восточном фронте. Благо, наши предки заставляли Геббельса это делать чаще, нежели ему того хотелось.