— Да, хорошо, что пронесло, — с непроницаемым лицом добавляет Марина и они вдруг начинают хохотать в два голоса, пока я пытаюсь понять, в чем дело.
— Это у него кризис творческий случился. Типа… Кто в депру впадает, кто в пьянство, а этот крендель — в блядство. Каждый расчехляется, как может, — негромко сообщает мне Марина, а Ромка, флегматично пожимая плечами как бы присоединяется к констатации этого факта. Сейчас они действительно похожи на семью, на близких родственников, вместе прошедших через не одну чёрную полосу.
— А что случилось?
— Да так… Фигня на просмотре за семестр. Ему куратор тогда целый проект запорол. И ещё что-то было, кажется…
— Ага, — Ромка сбивает столбик пепла за окно с показным равнодушием. — Ещё с арт-центром одним кинули.
— Вот-вот. Жопа по всем фронтам. И с выставкой первой пролетел, ещё из универа чуть не поперли.
— Но… не поперли же? — осторожно интересуюсь я, почему-то боясь ляпнуть глупость — уж слишком их порядки отличаются от моих привычных.
— Да конечно не поперли. С таким папиком, как у него, никто и не сомневался, что не попрут. Но в душу ему тогда насрали знатно, да, Ромео?
— Типа того. Я уже сам хотел, чтоб меня отчислили. Две заявы накатал этим старым предунам — если не принимают моё перепрофилирование, значит, пошли нахер. Так нет же. И профиль новый не утвердили, и нахер не пошли. Пошёл я со своими, блядь, планами.
Так я узнаю, почему имя, вернее отчество Ромки оказывает чудодейственное влияние на комендантов, лаборантов, методистов и других университетских чиновников — из-за его «папика». Который оказался гораздо ближе ко мне, чем я думала. Гарипов А.В — Арнольд Валерьевич, замректора по хозяйственней части нашего главного филиала, человек, чьё имя и подпись стояли на каждом плане эвакуации, ремонта и переустройства всех университетских зданий, а также на карте расположения многочисленных корпусов и институтов нашего немаленького вуза. Только моя невнимательность к бюрократическим тонкостям помешала понять, с кем я имею дело — с сыном верхушки ректората моего родного Университета.
Так вот почему Ромка торчал в наших общажных корпусах, вот почему проходил везде, как к себе домой!
Но как это могло помочь ему остаться в своей академии? К её руководству всемогущий Гарипов А-Вэ не имел никакого отношения, и оборудовать там за хорошую услугу долгожданную компьютерную аудиторию не мог.
— Ты, Жень, какая-то незамутненная, вот честно, — даже не думая сглаживать углы в ответ на мой вопрос замечает Маринка. — Ты типа на четвёртом курсе, и до сих пор не поняла, что если у тебя папка проректор по матчасти в одной конторе, то во всех других тоже всё будет в шоколаде? У них же там одна шайка-лейка, это тусовка, где все друг друг знают. А у Ромео вот проблемы. Хотел отчислиться, а не смог. Не отпустили, — Марина снова смеётся, пока Ромка недовольно хмурится.
— Бедняга, — не скрывая иронии, отвечаю я. — Уверена, все несправедливо отчисленные или вылетевшие из-за несдач ему сейчас очень сочувствуют, — и тут же получаю шпильку в ответ.
— О, смотри, и эта тоже… Снова на тебя бочку катят, Ромео. И все за то, что ты мажор.
— Ну, не она первая, — по тому, как плотно Ромка сжимает губы, вижу, что мои слова действительно его задели.
— Не она последняя? — заканчивает не совсем приятную мысль Маринка, тут же обращаясь ко мне. — Не будь дурой, Женек. У него, блин, комплекс уже на этой теме, что он сын дирика и ему всё само в руки идёт. И кто так думает, обычно тут надолго не задерживается.
Еле сдерживаясь, чтобы не съязвить, что я, вообще-то, в гостях, а не в отборочном туре конкурса участвую, отрываю рот но… тут же ловлю себя на явной несправедливости.
Не считая эпизода со злосчастной мобилкой, Ромка никогда не кичился своим положением, не задирал нос, так просто и здорово помог мне со студией, оставлял ночевать, когда я задерживалась допоздна, выделил отдельную комнату какого-то Костика, которого я ещё в глаза не видела, пообещав уладить с ним этот вопрос. Все время, пока я здесь, он просто кормил, поил, развлекал меня, выслушивал жалобы на отсутствие прогресса с несколькими ребятами из моей группы… А я из какой-то тайной пролетарской обиды упрекаю его в том, в чем он не виноват и что гнетёт и злит его самого.
— Я… это… В общем, да. Марина права. Извини, Ром, не подумала. Я бы тоже долго не общалась с теми, кто относится ко мне с дурацким предубеждением. Тем более, я вижу, как много ты работаешь