Четвёртый шкаф

Его губы исказило что-то вроде улыбки. Джессика побежала к стулу, к которому была привязана, и поставила его между ними, словно от этого мог быть какой-то толк. Тут, к ее ужасу, Капкан начал смеяться. Джессика напряглась и схватила стул за деревянную спинку, готовясь защищаться, но Капкан просто продолжал смеяться, не двинувшись с места. Хихикание становилось все громче, пока не дошло почти до ультразвука, а потом резко затихло. Он перевел взгляд на Джессику, с шарканьем приблизился, а потом безо всякого повода пустился в гротескный танец и запел тонким неуверенным голосом:

Джессику поймали,
Накрепко связали!
Ну а теперь она умрет –
Вот!

Джессика посмотрела на девочку-аниматроника в углу. Она отвернулась с отвращением. Капкан приблизился и в танце обошел Джессику по кругу, повторяя стишок. Она прикинула вес стула, отделявшего их друг от друга, и стала ждать возможности нанести удар. При этом ей приходилось отскакивать от него, она то и дело спотыкалась. Это безумие даже для него. Он то приближался, то удалялся, слова спутывались и превращались в чепуху, их прерывал его маниакальный смех. Джессика прочно держала стул, готовая ударить. Вдруг Капкан замер.

Руки Джессики дрогнули, и она со стуком поставила стул на пол. Капкан оставался на месте, и даже его лицо было абсолютно неподвижным. Как будто его выключили. Она едва успела об этом подумать, как его тело вдруг обмякло и с грохотом рухнуло на пол. Он замерцал, и вместо него появилась нераскрашенная кукла из сегментов. Джессика резко обернулась, чтобы посмотреть на девочку-аниматроника: она так и сидела с отсутствующим выражением лица.

– Ну довольно показухи, – из открытой двери послышался хриплый мужской голос. – Ты Джессика, да? – его голос был хриплым.

Она прищурилась. В тусклом свете нельзя было ничего различить.

– Я знаю этот голос, – медленно сказала она.

Из-за двери послышалось жужжание, и Джессика увидела, как что-то вкатилось в комнату – какая-то автоматизированная коляска. Он был одет в нечто вроде белой шелковой пижамы и черного халата из такой же ткани, которые скрывали его тело от подбородка до черных кожаных тапочек на ногах. За ним на стойке с колесиками висели три пакета для внутривенного вливания крови, и трубки, торчащие из них, скрывались под рукавом пижамы. Лысая голова была покрыта выпуклыми розовыми шрамами. Там, где шрамов не было, виднелись странные сегменты из пластика и металла, как будто вплавленные в кожу. Он чуть повернул голову, и Джессика увидела, что один глаз был совершенно нормальным, а второй просто отсутствовал: в глазнице зияла черная дыра, и из нее торчал тонкий стальной прут, поблескивающий на свету. Он был болезненно худым, лицо напоминало череп, и, когда он криво улыбнулся Джессике, она увидела, как сухожилия двигаются под кожей словно змеи. Ей пришлось сделать усилие, чтобы ее не стошнило.

– Ты знаешь, кто я? – спросил он.

Уильям Эфтон, подумала Джессика, но покачала головой, и он хрипло вздохнул.

– Иди сюда, – сказал он.

– Лучше я останусь на месте, – сказала она напряженно.

– Ну как хочешь.

Он осторожно сместил центр тяжести, и кресло зажужжало, медленно поехав вперед. Девочка-аниматроник бросилась было к нему, и он жестом отказался от ее помощи, но от этого потерял равновесие, и на секунду показалось, что он упадет набок. Однако он схватился за подоконник, скорчившись от боли, и выпрямился.

– По какому поводу был танец? – спросила громко Джессика, и он посмотрел на нее так, как будто был удивлен ее присутствием.

Потом он поднял руки к узлу на халате и неуклюже попытался его развязать.

– Я думал, ты будешь рада увидеть меня в прежнем образе. Лицо близкого друга, – сказал он и ухмыльнулся.

Он повертел в руке маленький диск и кликнул по нему. Нераскрашенная кукла на полу вдруг стала снова выглядеть как раньше – как истекающий кровью двойник Уильяма Эфтона, засунутый в костюм кролика.

– Время меняет все, – продолжил он, снова выключив диск. – Равно как и боль. Когда я звал себя Капканом, меня опьяняла власть, мне кружила голову новообретенная сила. Но боль меняет все, равно как и время.

Он распахнул халат, чтобы показать свой торс.

Там оказалась масса скрученной плоти, которую пересекали аккуратные диагональные линии стежков, сделанные черной ниткой. Разрезанную плоть скреплял пружинный замок. Некоторые за годы превратились в шрамы, другие почти не зажили, и кожа до сих пор блестела и была ярко-красного цвета. Он поднял руку к стежкам, стараясь их не касаться.

– Новая рана – работа твоего друга, – сказал он спокойно, а потом несколько наклонил голову вперед, привлекая внимание к своей шее.

Джессика невольно подошла ближе – и ахнула.