Четыре дня с Ильей Муромцем

— Это кому как! — улыбнулся старик. — Мне да Володимирке вот не спится. Его, видно, блохи, а меня заботы доняли. Спать не дают.

— Опять ты про свои заботы! Еда есть, крыша над головой тоже есть. И друзья верные сохранились. Чего еще человеку надо?

— Помру скоро. Кто тогда святилище сберегать станет? Придут опять черноризцы, разорят все, на дым пустят.

— А ты не горюй. Русь все одно стоять будет. Хоть со многими богами, хоть с одним, все едино.

— Ох, Илья! Раскорячился ты между новой и старой верой. Смотри, пропадешь.

— Ништо! Мне в бою смерть не написана, сам знаешь. А от старости все помрем. Кто раньше, кто позже. А вот ты, вижу я, за старину еще больше держаться стал. Эвон, даже жилье свое по привычному способу сделал — с земляными полатями, по-черниговски. Так ведь там-то, в Чернигове, глина, а здесь песок. Не зря тутошние мужики в бревенчатых избах живут.

— Как смолоду привык, так и сделал, — хмуро возразил Ратибор. — А глины и наносить можно.

— Ладно! Чем попусту спорить, давай поснедаем, да и в путь нам пора, — примирительно сказал Илья Муромец.

Полюдье

После завтрака мы спустились к реке. Илья Иванович нес на плече седло, кольчугу, а в руке держал щит и копье. Груз был куда как внушителен. Но Муромец, казалось, его даже не замечал. Я вел в поводу Чубарого. Сзади шел, выбирая место для каждого шага, опираясь на посох, Ратибор. За ним — все три волкодава.

— Эй, на перевозе! — зычно крикнул Илья Иванович, спустившись к воде. — Лодку давай!

— А-ва-ай! — разбежалось эхо по окскому плесу. Из маленькой избушки на том берегу, спрятавшейся за ивовыми кустами, вышел человек, посмотрел из-под руки в нашу сторону и заторопился с веслами к лодке.

Илья Иванович бросил свое снаряжение на песок и присел рядом с Ратибором. Чубарый, потянувшись к воде, снова стал накачиваться. Волкодавы, вывалив из пастей языки, терпеливо сидели, не спуская глаз с хозяина. А я смотрел на все это и чувствовал, что люблю эту медленно текущую реку, эти кусты ивняка на белом песке, сосны на уходящем вверх склоне, этих двух стариков, умницу Чубарого и даже страшнющих волкодавов.

Лодка меж тем уже дошла до середины реки. Сидящий в ней человек греб одним веслом, сидя на корме.

Лодку сносило, но гребец учитывал силу течения и уверенно приближался к нам. «Как же мы поместимся в этой скорлупке?» — подумал я, когда выдолбленная из ствола дерева и обшитая по бортам всего одной доской лодочка причалила к берегу.

Когда Илья Иванович, обнявшись на прощание с Ратибором, положил на дно лодки амуницию, она заметно осела, а едва он сам, осторожно ступая, залез в нее и устроился в самой серединке, стало ясно, что запас плавучести этой посудины на пределе.

— Придется тебе, Володимирко, вместе с Чубарым плыть. Не забоишься? — спросил меня богатырь. — Одёжу мне в лодку кинь. Чего ее зря мочить.

Я быстро разделся, отдал ему одежду и ловко вскочил на широкую спину Чубарого. Лодка тронулась. Я ткнул Чубарого голыми пятками под крутые бока, и он, солидно пофыркивая, вошел в воду.

— Илья! — крикнул с берега Ратибор. — Будешь в Муроме, пошли грамотку в Новеград, Вышате. Да Шибаю в Чернигов дай знать. Пускай, как санный путь установится, прощаться приедут. По весне помирать буду.

— Пошлю! — обернулся к нему Илья Иванович.

— И сам приезжай.

— Приеду!

Вода покрыла уже спину Чубарого, и я, почувствовав, что он уже не идет по дну, а плывет, соскользнул в воду и поплыл рядом с ним, придерживаясь рукой за его густую, длинную гриву. На минуту я вообразил себя языческим воином. Мы плыли в разведку на вражеский берег. И все вокруг — лес, небо, река — все было моей прекрасной и дикой страной. Прохладные, чистые струи обтекали мое плечо. Чубарый, вытянув шею и прижав уши, во всю работал ногами, и его большое, сильное тело лоснилось в воде.

Плыть, ни о чем не думая, было очень приятно. И я снова почувствовал себя сильным и умным. Во всяком случае, много умнее этих людей десятого века. Ведь за мной был огромный опыт всего человечества, сумма всех знаний. Ну не смешно разве, что старик Ратибор, явно считавший меня немного свихнувшимся, пытался вместе с тем поучать человека, в тысячу раз образованнее его? Этот тривиальный пример с кошкой! И еще просьба оберегать самого Илью Муромца. Смех!

Лодка причалила к берегу раньше нас с Чубарым. Когда мы выбрались из воды на пологий песчаный берег, Илья Муромец с необычной поспешностью надевал на себя кольчугу. Перевозчик, похоже мой сверстник, помогал ему застегивать пряжки.

— Чего стоишь? — сердито крикнул мне Муромец. — Седлай Чубарого скорей!

Неприятно задетый повелительными нотками в голосе Ильи Муромца, я стал натягивать на мокрое тело свои узкие брюки.

— Потом оденешься! — недовольно сказал Илья Иванович, прилаживая на себя снаряжение. — Коня седлай. Быстро!

Я поднял седло, вскинул его на мокрую спину Чубарого и начал соображать, куда какие ремни просовывать и какие пряжки затягивать.