Пока Манила славила своего ацтекского Господа, вся остальная страна в 20-е годы переживала роман с исключительно благостным святым тринадцатого века. Прижимая к себе цветы и младенца Иисуса, св. Антоний Падуанский улыбался из тысяч храмов, и его радость как нельзя лучше выражала дух десятилетия. До того он был просто святым, к которому взывали, если надо было найти утерянную вещь; в 20-е годы его культ стал национальным, он превратился в покровителя старых и молодых, богатых и бедных, девиц, томящихся от любви, и беременных женщин. Его имя давали первенцам; все вторники и тринадцатое число каждого месяца стали его особыми днями; его статуя над купелью со святой водой была первым, что видел верующий при входе в любую филиппинскую церковь; и было время, когда, казалось, чуть ли не все женщины и маленькие мальчики носили его коричневую ризу с белым шнурком.
Радость, присущая этому культу, имела свои исторические (корни, ибо св. Антоний был одним из первых цветков францисканства, давшего миру Джотто и умбрийскую школу живописи, Роджера Бэкона и Дунса Скота, «Песнь солнцу» и изображение рождественских ясель. В Маниле имелось великое множество мест его почитания: в Санта-Крус, Санта-Ана, (ингалонге и Сампалоке, но главное находилось в церкви св. Франциска в Интрамуросе, где по вторникам толпы многолюдством и ревностью соперничали с пятничными толпами в Киапо. Храм, разрушенный во время Освобождения, почему-то был восстановлен францисканцами не на прежнем месте, а в аристократическом Форбс-парке, где, естественно, не могли возродиться сборища по вторникам. Вместо Гюго люди отправляются теперь в маленькую францисканскую церквушку в Сампалоке, так что благостному святому с лилиями мы обязаны транспортными пробками на улице Бустильос по вторникам.
В начале 20-х годов юные барышни Манилы прослышали о французской девушке по имени Тереза Мартин, которая стала монахиней-кармелиткой в пятнадцать лет и умерла в двадцать четыре, в благоухании святости, написав перед тем автобиографию под названием «История одной души». Ее объявили
Итак, Тереза Мартин из Лизьс, известная также как Маленький Цветок, буквально потрясла утонченный мир манильских сеньорит 20-х годов. Открытия с ее изображением потеснили фотографии популярнейших Рамона Наварро и Рональда Колмана. Девушки мечтали о кармелитских монастырях и хотели умереть молодыми, в благоухании святости; и хотя лишь немногим удалось осуществить эту мечту, прочие оставили память о той эпохе тем, что давали ими святой из Лизье своим дочерям, — вот почему так много нынешних матрон носят имя Тересита. К тому времени, когда Маленький Цветок была канонизирована, в 1925 году у нее уже был культ в Маниле и два храма — церкви в Сан-Итнасио и в Сан-Себастьяне. У нас даже сложили гимн в ее честь, и его восторженные строки сейчас напоминают об аромате 20-х годов в Маниле лучше, чем старая популярная песня:
Культ Маленького Цветка достиг апогея в 30-е годы, но это был культ только больших городов и образованных классов. Св. Тереза никогда — по меньшей мере на Филиппинах — не была народной святой, хо тя ее изображения привычны для наших приходских церквей. Отступники называли ее «святой мелкой буржуазии», говорили, что она олицетворяет все сомнительные качества среднего класса викторианской эпохи. Сомнений нет: она проигрывает в сравнении со своей тезкой, св. Терезой из Авилы; но ведь св. Тереза сама сказала о себе, что она «маленькая душа», что путь ее «негромкий», что она подвигала не к героической святости, а к совершенствованию в вещах малых. Однажды она храбро заявила, что Богу надо позаботиться о «подъемнике» для малых душ, которым не под силу одолеть героические высоты. Как бы то ни было, очарование Маленького Цветка, похоже, не пережило тот утонченный городской мир, который погиб в войне; и хотя Тереситы среди нас все множится, немногие девицы, носящие это имя, знают хоть что-либо о хорошенькой французской девушке, которая так волновала души их матерей и теток в 20-е и 30-е годы.