Четыре фрейлины двора Людовика XIV

Надо также помнить, чтобы вполне себе все это разъяснить, что когда его величеству приходило желание строиться, то оно всегда искусно шло вперед: король отдавал лишь одно приказание, и тотчас всем каменщикам запрещалось заниматься какой-либо другой постройкой, исключая назначенной монархом. Ввоз песчаного камня и подобного рода материалов в Париж был запрещен во время постройки Версаля.

Вот что значит поступать по-царски, или уже я ошибаюсь!

Следовательно, благодаря этой системе, павильон Марли вырос из земли одним ударом лопатки, а его сады, его парк оказались рассаженными, цветущими, зеленеющими при самом начале весны.

Послушайте, что об этом говорит Симон, он вас подробно с этим ознакомит, и вы узнаете изо всего этого, как его злобу, так и весь его пыл:

«Король, утомленный всем прекрасным и толпой, уверил себя, что ему иногда хотелось малого и просто уединения. Он долго искал в окрестностях Версаля, чем бы удовлетворить эту новую прихоть; он осмотрел несколько местностей; он объехал холмы, открывающее С.-Жермен, и эту обширную долину, лежащую внизу…»

Он нашел, позади Люсиенна, узкую, небольшую долину, глубокую, с крутыми холмами по краям, не доступную по своим болотам, без всякого вида, замкнутую со всех сторон; чрезвычайно тесную, с плохой деревушкой, расположенной на скате холмов, — долина эта называлась Марли. Это место без всякого вида имеет только достоинство вследствие своей замкнутости, холмы, на которых нельзя было распространиться, много тому способствовали; он думал избрать министра, фаворита, главнокомандующего армией. Потребовалось много труда, чтоб осушить этот сток нечистот со всех сторон и нанести туда земли.

Эрмитаж был построен: он послужил только для проведения трех ночей, со среды до субботы, два или три раза в год, с дюжиной самых необходимых придворных лиц; мало-помалу эрмитаж был расширен.

Всё остальное также ещё более расширялось, холмы были совершенно сняты для очищения места и построек, а те, которые стояли на концах, те были совсем свезены, чтоб очистить вид; наконец строения понемногу сменялись, всё превращалось в сады, добывалась вода, делались водопроводы, сооружалось всё любопытное под названием Машин Марли. По своим паркам, по украшенным и замкнутым лесам, по статуям, по драгоценной мебели, Марли стал тем, чем его и теперь, ещё видят, несмотря на всё его разграбление по смерти короля. А также по появившимся в нем густым рощам, по высоким деревьям, которых туда беспрестанно привозили из Компьена и из ещё более отдаленных мест, три четверти из них пропадало, и их тотчас же заменяли другими; по обширным лесным пространствам и темным аллеям, внезапно превращенным в бесконечные бассейны, где катались в гондолах.

«Я рассказываю про то, что я видел сделанным в шесть недель: о бассейнах, измененных раз сто, о водопадах, о последовательных и совершенно различных фигурах, о жилищах карпов, украшенных позолотами и самыми восхитительными живописями, едва оконченных, перемененных и восстановленных теми же властелинами бесконечное число раз».

Это была чудесная на самом деле машина, о которой мы только что говорили, со всеми своими несметными водопроводами, своими протоками, своими ужасными резервуарами, единственно посвященными Марли; а если к этому ещё прибавить расходы за те постоянные переезды, которые почти что равнялись пребыванию в Версале, то нельзя будет слишком высоко оценить Марли, считая расходы по нему миллиардами.

Мы прибавим, чтоб дать окончательно более точное понятие о восхищении, которое должно было возбудить внезапное зрелище этого великолепия в молодой фаворитке, описание, доставленное нам Дюлором:

«У подошвы чудесного водопада и выше самых роскошных садов, возвышался большой уединенный павильон, господствовавший над обширной площадью, украшенной террасами, водопадами, цветниками, рощицами, бассейнами, несколькими произведениями резной работы; площадь эта заканчивалась очень разнообразным и богатым дальним видом местности и была обложена тисовыми аллеями, портиками в зелени и двенадцатью павильонами, которые напоминали собой двенадцать знаков солнечного пути, точно так же, как главный павильон — поднебье солнца.

Эти двенадцать павильонов, архитектура которых составляла такой приятный контраст с кучами зелени, их разделявшей и украшавшей, служили жилищем для министров и принцев.

Великолепная аллея вела к круглому двору, к которому примыкали дворы, назначенные для конюшен и сараев. Этот двор вел к длинной аллее в 230 метров, окруженной террасами, обложенными деревьями и ведущей к переднему двору. Его круглый вид заканчивался двумя павильонами, из которых один служил помещением для караула, а другой часовней.