Четыре года в Сибири

- Ты великолепный парень, Крёгер, ты не делал этого? И ты говоришь это с таким честным выражением лица? И Иван грозил мне пальцем, толстым как сосиска. – Но, странно, что у меня дома или в другом месте, где я тоже вешаю свой мундир, деньги никогда не попадают в рукав, а только тогда, когда я был у тебя. Смотри, смотри, ты уже смеешься, значит, я прав! И через некоторое время он лукаво подмигивает: – Если честно, Федя, знаешь, между нами, я вовсе не сержусь на тебя из-за этого. У тебя ведь всего достаточно, больше чем достаточно.

- Тогда все в порядке, дорогой мой Иван!

Если Иван Иванович задерживался у меня, никто не мог помешать ему. Если прибегал полицейский с каким-либо сообщением, то он нежно на него рычал. Одной рукой он грозил ему бутылкой, а другой бросал наполовину выкуренную сигарету в незваного гостя.

- Сейчас у меня нет времени, разве ты не видишь? Уходи! Никогда не нужно мешать человеку, когда он пьет, это не идет ему на пользу. Твое донесение может подождать, я сейчас приду!

Сначала жена полицейского капитана серьезно злилась на меня, так как ее муж приходил домой только в моем сопровождении и в прошлое время, к сожалению, нередко в довольно неподобающем виде. Я заботился о том, чтобы это происходило, по возможности ночью, чтобы всемогущий не утратил своего ореола у населения. Так как для меня дружба этого мужчины была исключительно важна, я должен был радовать также его жену мелочами всякого рода. Я дарил ей самые сладкие как сахар романы, которые она читала снова и снова с никогда не кончающимся воодушевлением, особенно, если в них двусмысленными словами изображались эротические моменты. Я дарил ей духи и сладости, потом у братьев Исламкуловых была особенно подходящая для нее ткань, которую никто, пожалуй, кроме нее не мог бы носить в Никитино; теперь она была полностью в восторге от меня, и у маленькой женщины всегда возникало пикантное ощущение, когда мы только вдвоем были в квартире или когда я провожал вечером ее домой. Она тогда сентиментальным голосом утверждала, что у меня было поразительное сходство то с одним, то с другим героем романа. Так мы тоже снова стали действительно хорошими друзьями, но обещание, которое она когда-то дала мне, и его выполнение я снова и снова умело отодвигал.

Еще одного человека я причислял к моим друзьям, генерала, который в дни своей старости впал в немилость, Иллариона Николаевича Протопопова, коменданта лагеря военнопленных. Он происходил из действительно хорошего общества, но он ничего больше не хотел знать о мире. Идеалом его было «умереть как седой солдат на ответственном посту в дикой местности и быть погребенным незаметно и без шума», и тогда «только простой крест» должен был украсить его могилу.

Солнце горело много дней. На небе ни облачка, жара невыносима. Днем Никитино как вымирает, так как все убегает от тропически горячего солнечного жара. Вода теплая, нигде не найти прохалды. Ночью невозможно спать, так как подушки горячие, любое движение снова вызывает потоотделение по всему телу. Ночью температура опускается едва ли на десять градусов. Люди и животные стали апатичными, каждое движение требует усилия воли.

Все готовятся к отражению возможного лесного пожара, так как это самая большая опасность в сибирской тайге.

Если горячий ветер дует над землей, он поднимает чудовищные массы уличной пыли, глаза почти ничего не видят, все предметы покрыты толстым слоем пыли. К жаре добавляются еще постоянные мучения из-за комаров и мух. Если вы ищете прохлады в близком лесу, на вас мгновенно нападают мириады крохотных животных, которые заползают в глаза, нос, уши, повсюду. Даже купание в реке больше не приносит облегчения. Несколько человек умерли от теплового удара.

Стрелка барометра опускается чудовищно быстро.

К вечеру на горизонте черная гряда облаков стоит, гром гремит, молнии сверкают. Несколько часов спустя нам кажется, что наступил конец света. Абсолютно темно, в беспрерывной последовательности, со всех сторон сверкают молнии, беспрерывный гром нас почти оглушает. Облака уличной пыли летают по воздуху, она барабанит по стеклам, как будто град. Иногда поднятые ветром камни настолько велики, что разбивают стекла. Тогда все от сквозняка в комнате летает кувырком, как будто при землетрясении.

Черное небо раскрывается. Вода разливается потоками. Улицы превращаются в реки, и эти потоки несут все с собой, доски, скамьи, которые стояли перед домами, отчаянно хлопающих крыльями кур, гусей, уток, барахтающихся свиней, потом обломки старой повозки, и все, что подхватывают дикие потоки, проносится мимо окон. Всю ночь разливаются водные массы, потом начинается затяжной дождь. По улицам можно ходить только по длинным, широким доскам, которые кладут от дома к дому.

Стало прохладнее, нам полегчало, спим почти сутки, просыпаемся, чтобы что-то съесть, потом снова спим.