Четыре голубки

Миссис Чайновет не присутствовала. Она была глубоко шокирована полученным от Ровеллы письмом, а еще больше — оскорблена социальным статусом отца будущего ребенка. Она никогда не могла понять младшую дочь. По характеру Ровелла была похожа на отца Амелии Чайновет, печально знаменитого Трелони Трегелласа, всю жизнь пытавшегося поддержать на плаву компании, которые не могли устоять при первой же волне. Но маленькая Ровелла, как можно было подозревать, обладала способностью к выживанию, несвойственной ее дедушке.

Приехала Гарланда, чтобы помочь Морвенне — та после беседы с Ровеллой снова слегла от потрясения. Свадьба была скромной. Прибыл плотник вместе со старшей дочерью, той самой припадочной, но к счастью, во время церемонии ничего такого не случилось. Жена его не сопровождала, поскольку со дня на день ждала появления десятого ребенка. Плотник оказался не столь раболепным, как представлялось Оззи. Он был тихим и вежливым, но не снял шляпу и обладал своего рода гордостью, которая и объясняла его нахальный отказ отправиться в работный дом и принять милостыню, предлагаемую городским советом. Это также объясняло его наглый отказ освободить дом из-за задержки арендной платы. Артур Солвей — тощий и хилый, с узкими плечами, дерзкий и жадный Артур — явно пошел в отца.

Выглядел Артур Солвей куда более скованным, чем его юная невеста, которая и в лучшем платье выглядела безвкусно, но вовсе не тушевалась. Осборн отказался приглашать их к себе домой после свадьбы, но двое его слуг принесли в церковь чай и пирожные, и гости остались и болтали еще почти час. Молодая пара нашла жилье на Ривер-стрит, они собирались жить там, пока не подыщут подходящий коттедж.

Теперь их жизнь довольно неплохо устроилась. Артур Солвей повидался в банке с мистером Харрисом Паско и объяснил, что получил наследство и может его вложить, и мистер Паско посоветовал ему рискнуть, несмотря на угрозу неплатежеспособности страны, и вложить деньги в государственные облигации. При текущей упавшей цене они принесут ему доход примерно в тридцать фунтов годовых. Вместе с жалованьем в библиотеке и небольшими дополнительными приработками это даст ему достаточный доход. Но всё же после заключения соглашения и до свадьбы Ровелла часто задумывалась, не могла бы она вытянуть больше. Иногда ей казалось, что можно было бы добиться еще сотни, иногда, вспоминая выражение лица Оззи во время последнего, самого тяжелого раунда переговоров, она понимала, что он запросто мог бы ее прикончить.

Как только новобрачные уехали, две сестры вернулись в дом викария, а Оззи угрюмо удалился к себе, чтобы переодеться перед карточной игрой. Когда он впервые разговаривал с женой по поводу позора Ровеллы, то объявил, что, раз уж она сестра Морвенны, он намерен дать этой несчастной пятьдесят фунтов, чтобы она не скатилась с этим гнусным соблазнителем до полной нищеты. Хотя она не заслуживает такой щедрости. Он также не станет, хотя и должен был бы, сообщать о недостойном поведении молодого человека его работодателям. Разумеется, тот этого заслужил, но он не только потерял бы работу, а и позор Ровеллы вышел бы наружу.

Следует соблюдать видимость респектабельности и ограничиться сожалениями по поводу того, что сестра миссис Уитворт выбрала неподобающего мужа. Какая жалость, заявил Оззи, сложив руки под полами сюртука, величайшая жалость, что новобрачные будут жить в Труро. Он надеется, что Морвенна не станет поддерживать отношения с сестрой.

— Скорее всего нет, — ответила Морвенна.

Зная о ее близости с семьей Чайновет, Оззи приятно удивился этому ответу и понял, что Морвенна столь же нетерпима к аморальности, как и он.

Когда Оззи удалился играть в вист, сестры скромно поужинали и поболтали о том о сем перед сном. На следующий день Гарланда возвращалась в Бодмин. Не было и речи о том, чтобы в доме викария поселилась еще одна сестра. Оззи сказал, что во время банковского кризиса много потерял, и больше они не могут позволить помощницу по дому и с детьми. Его дочерей придется послать в школу, а Морвенна сможет больше времени проводить с собственным ребенком.

Для Гарланды визит оказался утомительным, и она не сожалела о том, что он закончился. Выслушав многочисленные материнские жалобы, хотя и неясные, потому как в Бодмине никто не должен был узнать правду, она прибыла в дом викария, где трое его основных обитателей, казалось, были на ножах. Мистер Уитворт, что вполне понятно, был оскорблен и разозлен позором свояченицы. Морвенна лучше скрывала свои чувства и обращалась с несчастной сестрой с долей жалости, но явно считала, что ее поведение ложится пятном на семью и ее саму, поскольку младшая сестра находилась на ее попечении.