Четыре голубки

Встреча с миссис Солвей снова разозлила и расстроила викария. Прошлым вечером он испытал неприятное чувство. Он возвращался из обветшалого коттеджа на набережной, куда его привели плотская нужда и преступное упрямство жены. Давно уже стемнело, но когда над вонючей топью речки взошла полная луна, кто-то сунул ему фонарь прямо под нос. Оззи не был точно уверен, но человек напоминал разносчика из таверны «Семь звезд», он жил в его приходе и несколько недель назад похоронил второго ребенка. А значит, существует опасность быть узнанным, а узнав его, этот человек донесет церковным старостам. Разумеется, ничего невозможно доказать, но почтенный человек обычно не гуляет по набережной после темноты, и объяснений может и не потребоваться.

До чего же отвратительно, что он оказался в подобном положении, а вина, вина в том, что ему приходится идти на набережную, лежит на этой бесформенной девице, пробирающейся по щербатым булыжникам мостовой на другую сторону улицы, к своему дому — тому дому, который купила на его деньги, обманом. В свой дом, к своему тощему сопливому мужу. Мысль была настолько омерзительная, что Осборна затошнило при одном взгляде на Ровеллу.

По определенным причинам его в любом случае подташнивало при взгляде на нее. Теперь он часто фантазировал, как хлещет ее розгами.

***

В тот же день Демельза собирала ежевику на Длинном поле с Джереми и Клоуэнс. С одной стороны поля от камней и вересковой пустоши, спускающейся к бухте Нампара, его отделяла толстая каменная стена, заросшая дроком и ежевикой. Подразумевалось, что этот участок остается за Полдарками. В других местах на их земле деревенские могли свободно собирать ягоды.

Урожай ожидался хороший, в отличие от предыдущего года, когда из-за сырости в воздухе ежевика покрылась мучнистой росой, не успев созреть. А в этом году они уже собрали один урожай. Они пришли с тремя корзинами, одна у Демельзы, одна у Джереми, и совсем маленькая — у Клоуэнс, которая упрямо собирала не только ягоды, но и маргаритки с одуванчиками.

Рядом с морем было сыро, не туман, но низкое волнистое облако, которое обошло лежащий в нескольких милях Труро. Они тихо и спокойно собирали ягоды минут десять, спокойствие нарушали лишь периодические выкрики Джереми, когда он находил плохую ягоду или царапал палец, и тут Демельза услышала за спиной покашливание. Она обернулась и увидела высокую девушку в длинном красном плаще, похожем на военный мундир, черных чулках и ботинках и легкой летней шляпке, кое-как прилаженной на сверкающих волосах.

— Прошу прощения, госпожа. Простите, что так вот подхожу. Вы... вы меня узнаете?

Демельза выпрямилась, откинула волосы с лица и поставила корзину.

— Да... конечно, Эмма.

— Да, мэм. Я всё подумывала к вам зайти, но не решалась. А теперь увидала здесь и решила перемолвиться словечком. Надеюсь, не сочтете за наглость.

Она немного запыхалась.

— Не знаю, Эмма. Зависит от того, что ты хочешь сказать.

Эмма махнула рукой.

— Ну... Я думаю, вы знаете что. Все знают. Я вышла сегодня днем, хотя у меня не выходной и я рискую получить нагоняй, но доктор у пациентов, а хозяйка ушла на чай к миссис Тиг, ну так вот, я вышла и хотела... хотела зайти к Сэму. Но потом с вершины холма увидала, как вы вышли из дома, и подумала, что могу поделиться моими тревогами, ну, в смысле, Сэм же ваш брат. Вы понимаете, о чем я, мэм?

— О да. Понимаю.

Эмма сглотнула и уставилась на море. На берег накатывалась волна, и пена местами разрывалась и разлеталась брызгами над водой.

— Я не видала Сэма после матча, мэм. Не видала и не слыхала. Он говорил с вами об этом?

— Нет, Эмма, не говорил. Думаю, он предпочитает ни с кем об этом не говорить.

— Почему он позволил Тому Харри выиграть? Он же это сделал, да? Специально. Позволил ему перекатиться наверх и победить.

— Я точно не знаю. Спроси Сэма. Может, он тебе скажет.

— А вы знаете, что я пообещала посещать его собрания целых три месяца, если он победит? Вот почему он решил проиграть!

Демельза, и сама довольно высокая, рядом с Эммой выглядела хрупкой, девушка была как будто раза в два ее больше. Сегодня ее радостный смех больше не звучал. Демельза призналась себе, что заранее настроена против Эммы, не из-за ее поведения, а потому что она дочь Толли Трегирлса, и это явно несправедливо.

— Ты любишь Сэма? — спросила она.

Эмма вскинула сверкающие глаза, а потом резко потупилась.

— Думаю, да.

— А Тома Харри?

— О... совсем нет.

— Думаешь, Сэм любит тебя?

— Думаю, да... Но...

— Да, я знаю.

Демельза собрала еще несколько ягод и предложила их Клоуэнс, та схватила их пухлым кулачком и выбросила пригоршню маргариток.

— Понимаете, госпожа, он говорит, что хочет меня изменить, избавить от грехов, «сотворить меня заново», так он это называет, «сотворить меня заново». Он считает, что это сделает меня счастливей, как будто я печальна...

— Он не совсем это имеет в виду.

— Да, но звучит именно так!

Они замолчали.

— Хорошая ежевика, — сказала Демельза. — Попробуй.

— Спасибо, мэм.

Они съели по ягоде. Это был хороший жест, потому что встреча стала более дружеской.