Четыре королевы

— Господа, — сказала она, — богом заклинаю вас, не оставляйте город; вы наверняка понимаете, что наше поражение здесь погубит и короля, и всех, кто попал в плен вместе с ним. Если же это не волнует вас, сжальтесь хотя бы над моей бедой и немощью, подождите, пока я смогу поправиться.

Господа растрогались, но не настолько, чтобы передумать.

— Госпожа, что мы можем поделать? Мы умираем с голоду в этом городе! — таков был их ответ.

Маргарита ухватилась за эту зацепку.

— Я прикажу закупать продовольствие от моего имени и отныне буду содержать вас на средства короля! — заявила она.

Люди знали, что деньги у нее есть — сами же они их и привезли. Согласно Матвею Парижскому, французам доставили в Дамьетту «столько денег в талантах, стерлингах и прочей монете… что для их перевозки потребовалось одиннадцать фургонов, запряженных четырьмя крепкими лошадьми каждый».

Ее предложение приняли. Подкуп обошелся в 360 000 ливров, но французы удержали Дамьетту.

Приняв такое решение на свою ответственность, когда оставленный за старшего герцог Бургундский не знал, что предпринять, Маргарита предупредила гибель от вражеского оружия или от голода сотен французов — остатка огромного войска, приведенного Людовиком в пустыню. Одним этим шагом королева спасла крестовый поход своего супруга от финального разгрома.

Маргарита справилась с насущными трудностями, но по-прежнему не знала, где ее муж и что египтяне намерены сделать с ним. Приходилось просто ждать.

Пожалуй, оно было и к лучшему, что королева Франции не знала, каковы на самом деле дела у короля. В первые дни после пленения Людовика Туран-Шах явно носился с идеей еще сильнее унизить его, — возить в оковах по всему Египту и показывать толпе. Либо же и вовсе отсечь ему голову? Тем не менее он прислал своих лекарей, и они вылечили Людовика, поскольку для развлечений он нужен был Туран-Шаху живой.

Поначалу султан попробовал выжать из французов максимальные уступки. Он прислал своих представителей с переводчиками к знатнейшим из французских пленников, среди которых был и Жуанвиль. «Господин, — говорили сарацины, — султан прислал нас узнать, желаешь ли ты обрести свободу?» Граф Бретонский, который отвечал за всех, сказал, что они действительно хотят обрести свободу. Тогда египтяне спросили, готовы ли французы отдать за свободу свои замки и земли, или замки и земли ордена тамплиеров в Святой Земле. Но граф Бретонский отказался. «На это [посланцы султана] заметили, что, как им кажется, мы вовсе не жаждем свободы, и пригрозили прислать людей с мечами, чтобы они позабавились с нами, как и с другими нашими товарищами на поле боя. С этим они удалились», — писал Жуанвиль.

После этого с теми же вопросами пришли к Людовику. Когда он также ответил отказом, ему пригрозили пытками. Но король был в глубочайшем отчаянии, он отказывался есть и пить. Позор его нынешних обстоятельств, мучительные мысли о том, что он погубил стольких своих подданных, истерзали его до полного безразличия к собственной судьбе. «В ответ на угрозы король сказал, что он — их пленник, и они вольны делать с ним все, что захочется», — припоминал Жуанвиль.

Когда завышенные требования ничего не дали, султан вернулся к традиционному требованию выкупа. «Когда сарацины поняли, что не могут одолеть нашего доброго короля угрозами, они… спросили, сколько денег он согласен дать султану, и отдаст ли также Дамьетту», — писал Жуанвиль. — Король ответил, что если султан согласится принять разумную сумму, он напишет королеве и посоветует выплатить ее ради их выкупа. «Отчего же, — спросили они, — ты не можешь определенно сказать нам, сделаешь ли это?» «И король ответил, что не знает, согласится ли королева, поскольку, будучи его супругой, она вправе распоряжаться по-своему».