Но, вновь соединившись с Карлом в Акре, Беатрис приняла сторону мужа против Людовика. Главным, по ее мнению, было то, что они вырвались от мусульман; как только в Акре заплатят оставшуюся сумму, можно будет возвратиться домой и жить дальше. Все, что случилось, было ужасно — однако зачем же застревать в прошлом? Карл болел, но не так сильно, как Людовик. Почему бы ему не развлечься немножко? Что касается самой Беатрис, ей не терпелось вернуться на Кипр и забрать своего сыночка.
Черствость деверей, проявленная в плавании, возмутила Маргариту. Она считала, что ни Карл, ни Беатрис не выказали родственной заботы о здоровье короля, не проявили уважения к его бедам, и с этим Маргарита не могла примириться. Она снова стала держаться высокомерно и неприкрыто выказывала Карлу и Беатрис свое презрение.
Королева Франции понимала, что опасность еще вовсе не миновала. Оставалась проблема, как собрать оставшиеся двести тысяч ливров выкупа. Маргарита знала, что свекровь сделает все возможное, чтобы спасти Людовика, потому заранее отправила гонцов в Париж — объяснить Бланке ситуацию и получить формальное разрешение на выдачу денег.
Регентство Бланки на протяжении двух лет после отъезда Людовика было отягощено рядом серьезных трудностей. Раймонд VII Тулузский, обещавший последовать за королем Франции в Святую Землю, умер в сентябре 1249 года, незадолго до назначенного отправления в поход[89]
. Самый большой ужас его жизни — умереть, не оставив сына-наследника — сбылся. Но поскольку Альфонс де Пуатье, новый граф Тулузский, отправился в Египет помогать брату, позаботиться о законной передаче власти пришлось Бланке.Как всегда, она действовала без промедления: послала от своего имени в Тулузу официальных представителей и организовала особую церемонию, в ходе которой самые влиятельные лица графства присягнули на верность Альфонсу де Пуатье и принесли ему оммаж. Так некогда могущественная Тулуза, осмелившаяся выступить против католической веры, безвольно скатилась прямо в руки французов.
Король Англии тоже причинил ей немало забот. Генрих утверждал свою власть в Гаскони с помощью наместника, Симона де Монфора, и Бланка опасалась, не повредит ли это французскому влиянию в Пуату. Королева-мать обратилась к папе с просьбой нажать на Генриха, чтобы он не нарушил перемирия, заключенного два года назад Людовиком и Ричардом Корнуэлльским, и ей снова сопутствовал успех: 8 марта 1250 года Генрих прислал ей письмо, соглашаясь на короткое продление перемирия. Но присутствие энергичного наместника и английских солдат в Гаскони было дестабилизирующим фактором, и ситуация могла ухудшиться в любой момент.
Беспокоил Бланку, конечно же, и крестовый поход старшего сына, но поначалу новости из Палестины были обнадеживающими. Сразу после взятия Дамьетты Робер д’Артуа написал матери, уверяя, что все пребывают в добром здравии, и хвалился, что город захвачен
Известия о поражении французов просачивались медленно. Одним из первых было письмо, полученное Ричардом Корнуэлльским от его канцлера, который предупреждал, что о выступлении французов против египтян не слышно ничего хорошего:
«Поскольку порой разум властителей утомляют и мучают различные слухи прежде, чем становится известна правда, я счел необходимым, ознакомить вас с некими скорбными и плачевными слухами касательно французского войска, в самой определенной и подлинной их форме; сведения эти еще не обнародованы, однако я узнал все подробности из уст свидетеля, ибо получил не письма, но весьма достоверные отчеты от бывшего моего писца, отправленного к королеве французской».