Четыре королевы

В ответе Людовика не было неискренности; король не умел притворяться даже для того, чтобы обхитрить врага. В отсутствие короля вся полнота ответственности действительно принадлежала Маргарите. Султан запросил миллион золотых безантов, что равнялось пятистам тысячам ливров, плюс возврат Дамьетты. Сокрушенный чувством вины и укорами совести, Людовик покорно согласился на требования египтян. Когда посланцы сообщили Туран-Шаху, как повел себя французский король, султан воскликнул: «Клянусь аллахом! Этот франк — очень благородный человек, если не торгуясь согласился столько заплатить! Идите же к нему и скажите, что я возьму с него выкуп на сто тысяч ливров меньше!» — сообщает Жуанвиль. На том и порешили; султан велел перевезти Людовика и наиболее ценных пленников, в том числе и Жуанвиля, в лагерь под Дамьеттой, чтобы можно было вступить в переговоры с Маргаритой.

Но Туран-Шах, молодой и неопытный, был не так популярен в войсках, как его отец. Хуже того, он, кажется, отказался выполнить обещание Айюба насчет золота в обмен на части христианских тел. Это очень расстроило мамлюков. Их предводителям пришло в голову, что на поле боя они потрудились больше всех, а значит, и доля добычи им полагается самая большая. Но когда они прямо заявили об этом султану, тот их прогнал.

И вот как раз 2 мая, когда барка с французами-пленниками прибыла в лагерь, мамлюки решили исправить ситуацию по собственному разумению. Незадолго до того Туран-Шах велел возвести возле своего шатра высокую башню, на которую часто поднимался, чтобы взглянуть на Дамьетту. Мамлюки выждали, пока Туран-Шах поднимется туда в очередной раз, и подожгли башню. Когда султан выбежал из башни, они преследовали его до самого берега Нила и там убили. Никто из людей султана не вступился за него, хотя он звал на помощь. Один из наемников вырезал сердце Туран-Шаха, а тело оставили гнить на берегу. «Он был еще совсем молод, ему и тридцати не исполнилось, насколько я знаю, — писал Ибн Вазиль. — Он правил Египтом два месяца».

Король французский и его товарищи по несчастью оказались теперь в сложном положении: среди мамлюков пошли споры, что делать с пленниками. Большинство, по-видимому, высказывалось за немедленную казнь: «Друзья, если вы прислушаетесь к моим словам и к тем, кто думает так же, как я, вы немедленно убьете и короля, и самых знатных из его людей, — сказал один из них. — И тогда в ближайшие сорок лет нам не будет угрожать никакая опасность, ибо дети их совсем малы, к тому же мы получим Дамьетту». Однако у меньшинства имелись веские возражения: «Если мы убьем этого короля [сказал другой], после того, как убили нашего султана, все станут говорить, что египтяне — самые негодный и предательский народ в мире».

Им, пожалуй, стоило бы задуматься о соблюдении декорума несколько раньше, но взрослые люди Средневековья вообще легко поддавались своим желаниям и эмоциям, напоминая нынешних подростков; отрезвление наступало post factum. И теперь мамлюки наконец сообразили, что их замечательно удачный военный переворот очень трудно сделать основой для долгосрочных политических достижений. Если они хотели править Египтом, нужно было придать их положению хоть какую-то законность, иначе народ не станет их уважать и рано или поздно свергнет. Им удалось найти оригинальное решение. Шахар аль-Дурр, бывшая рабыня, жена Айюба, которая продемонстрировала такую находчивость после смерти супруга, была объявлена султаншей (т. е. правительницей) — по словам Ибн Вазиля «событие, неслыханное во всем мусульманском мире». Затем предводитель мамлюков женился на Шахар.

Политическая преемственность была, таким образом, установлена ко всеобщему удовлетворению, и теперь Шахар с мамлюками могли вернуться к вопросу о французских пленниках. На счастье короля Франции, мамлюки весьма ценили большие выкупы. Новоиспеченный султан решил придерживаться соглашения, достигнутого Туран-Шахом. Между ведущими советниками египетского владыки и французами-пленниками началось совещание, в ходе которого были оговорены все детали. Договорились, что Людовика и всех знатных французов отпустят сразу же после сдачи Дамьетты, им будет предоставлена возможность беспрепятственно добраться до Акры, еще принадлежащей христианам. Маргарита обязалась заплатить двести тысяч ливров, чтобы короля отпустили из военного лагеря египтян; остаток должен был поступить уже из Акры. Египтяне пообещали защитить тех французов, которые лежали больные или раненые и не могли сразу покинуть Дамьетту.