Четыре крыла Земли

А что делал в ту ночь я, лично я, автор этой книги? Вокруг происходили такие события, а мне ни Эван, ни негодники Арье с Иегудой не удосужились сообщить. Нет, я, конечно, понимаю – секретность и все такое, но мне сдается, я не слишком смахиваю на агента ШАБАКа или на человека, который начнет болтать о предстоящей операции на всех перекрестках. Да нет, я шучу, конечно – не привлекать же к операции весь свет, а зазря – к чему посвящать посторонних? Просто немного обидно ощущать себя посторонним. Кроме того, некоторое время спустя с одним из участников исторического перехода у меня случился следующий диалог. Я посетовал на то, что, будучи жителем Элон-Море, а не Канфей-Шомрона, не знал о походе, а он ответил, что в любом случае вряд ли я смог бы принять в нем участие. И вежливо пояснил: «Даже если бы ты был из нашего поселения, все равно бы брать тебя не стоило – не прошел бы! Там было очень тяжело». «Да ты что?!» – возмутился я. «Знаешь, в какие походы я ходил! Правда, довольно давно...» Он бросил на меня оценивающий взгляд и грустно заключил: «Должно быть, очень давно». Согревает душу.

Интересно, что я, тем не менее, проснулся среди ночи с явным ощущением, что где-то поблизости творится нечто грандиозное, из ряда вон выходящее. В окно светила полная луна, такая яркая, что даже стоящий напротив дома белый шарообразный фонарь, обычно затмевающий своим тупым сиянием все ночные светила, померк в ее щедрых лучах. Жена тихо посапывала. Собака – тоже. Мир не проявлял признаков жизни. Так что я не стал выходить на улицу. Оделся, почистил зубы, умыл, как говорят в России, морду лица и отправился в пинат охель готовить себе кофе. Налил кофе в чашку и плюхнулся в кресло. Взгляд траверсировал груду книг, скопившихся на столе, и, наконец, уткнулся... да, читатель догадался совершенно правильно – в ту самую брошюрку, которую в часы бессонницы или в пору раздумий по очереди читали или вспоминали едва ли не все герои этой книги. Что ж, я, как и они, взял «Мой дом Канфей-Шомрон» – красиво так издана книжица, в глянцевом переплете, с фотографиями – и раскрыл на произвольном месте. Но и тут мне не повезло. Героям моего романа доставались самые драматические места; затаив дыхание, следили они за ходом событий, а то и слезами заливались. Я же вляпался в зачем-то приведенное автором пространное описание того, как к ним в поселение приехал знаменитый и, между прочим, очень талантливый писатель, известный своими левыми взглядами, ярый враг поселенчества. Он выступил перед собравшимися поселенцами в той самой «хижине», где когда-то схлестнулись прагматик рав Фельдман и романтик Натан Изак. Из книги рава Фельдмана я так и не понял, зачем прославленный мэтр явился в логово тех, кого он называл мрачной сектой, выползшей из самых темных углов иудаизма или что-то вроде этого. И чего он хотел добиться, столь яростно обрушиваясь на сидящих перед ним идеологических противников. Интересно, окажись я в тот вечер в их поселении, пошел бы его слушать? Наверное, пошел бы.

* * *

«– Дело было не только в той эйфории, которая после Шестидневной войны царила среди студентов ешивы рава Кука, и не только в их экстазе по поводу Стены Плача и библейских мест на Западном берегу, в разговорах о победе и чудесах, возрождении и грядущем явлении Мессии. Больнее всего было то, что эти люди проявляли удивительное бессердечие по отношению к нам и равнодушие к нашему горю. Наши ценности, идеалы, совесть, мировоззрение – все восставало против того страшного факта, что мы превратились в нацию оккупантов. Мы не могли воспринимать Шестидневную войну как естественное продолжение Войны за Независимость... Но страна наполнилась новыми гимнами и трубными звуками, льющимися из шофаров{Бараний рог, в который трубят в Дни Раскаяния – от Нового года и до Судного дня.}. Для нас все это было источником тяжелейших мук, а люди из ешивы рава Кука не понимали ни нашей боли, ни наших моральных проблем, а может быть, для них этих проблем вообще не существовало. Вы были грубы, наглы, опьянены властью, разражались мессианской риторикой, бредили «Избавлением». Казалось, в вас нет ничего человеческого. И ничего еврейского. Арабы как люди для вас не существовали, человеческое горе ничего не значило. Лишь пророчества, знаки с небес да грядущее Избавление. Было понятно, что вы опошляете иудаизм, сужаете, низводите его до уровня религии, а религию – до уровня ритуала, и единственной святыней провозглашаете неприкосновенность земли Израиля. Со временем обида на вас только усилилась.