– Земли Израиля, чей же еще? Ее, любимой нашей! Чтобы она, радость наша, оделась в зеленый сосняк, чтобы убралась она в пышные пальмы и высокие кипарисы. Знаешь, Хаим, а ведь тебе стоило бы поздравить меня. Сегодня мой день!
– То есть?
– Ту бишват – мой праздник. А твой – День Независимости. Впрочем, он и мой праздник тоже.
Так я шагал по поселению, переходя от дома к дому, от сада к саду, от друга к другу. Заглянул и в теплицы... Ах да, теплицы! Я ведь еще вам о них не рассказывал. Помидоры– от маленьких «черри» до здоровых, как дыни, и куда более сочных. А клубника! Экологически чистая клубника – предмет вожделения всякого, кто не забыл еще о том, что у него есть здоровье, о котором стоит заботиться. Наши местные аграрии своей продукцией обеспечивали не только свое поселение и все окрестные. Пластиковые упаковки с аппетитными дарами земли, где на ярлыке фигурировало «Канфей-Шомрон», можно было встретить и на прилавках Тель-Авива, и на бурливом Иерусалимском базаре, а добрые языки утверждали даже, что добирались и до Швеции с Данией, пока тамошняя общественность по призыву наших левых не начала бойкот товаров, произведенных оккупантами.
Так за приятными встречами и не менее приятными раздумьями я подошел к ешиве. Там меня встретили пением. Трое ужасно похожих друг на друга паренька – Хагай, Амация и Атинель – наяривали на гитарах, а пятьдесят студентов, орудуя лопатами, довольно стройно хором пели:
«И не покинет, не покинет Б-г,
Он не покинет свой народ,
Он не покинет свой народ,
Свое наследье сбережет!
И не покинет, не покинет Б-г,
Он не покинет свой народ,
Он не покинет свой народ,
Свое наследье сбережет!
Ответь, Вс-вышний, на все наши моленья,
Ответь, Вс-вышний, на все наши моленья,
Ответь на все моленья
Без промедленья!»
В общем, с ешивниками было все в порядке. Я посадил еще одну символическую акацию (от этих символических посадок у меня уже ладони в кровь стерлись) и двинулся дальше, за синагогу, туда, где вкалывали «русские» дети под командой Арье и Иегуды. Они тоже работали, но без песен, и все больше поглядывали на часы. Похоже, больше всего их вдохновлял тот факт, что мероприятие проходит вместо уроков. Подумалось, что не мешало бы их малость расшевелить.
Дождался я перекура – то есть курил-то я, а они пускали слюни, но достать сигареты ни один не осмелился.
– Что ж, – говорю, присев на камушек. – После работы всех приглашаю ко мне домой, за стол.
Заулыбались.
– Ага, – благодушно продолжаю, делая глубокую затяжку. – Фруктики покушаем... плоды, так сказать, земли Израиля. Интересный, поясняю, этот праздник – Ту бишват. Вот Моисею, учителю нашему, Б-г его спраздновать не позволил, а нам – пожалуйста. Он в землю Израиля так и не вошел, а мы – вот они здесь! И все мы – кто раньше, кто позже, вы так не меньше, чем через сто двадцать лет, – станем частью этой земли. А до тех пор надо, чтобы земля была частью нас. А что такое фрукты, как не сосуды, наполненные соками этой земли? Вот и получается, что когда мы едим плоды земли Израиля, то она как бы вливается в нас на молекулярном уровне.
Я отбросил окурок и набрал в грудь побольше воздуха. Сейчас – самое главное: постепенно вывернуть к тому, что и мы должны вложить в эту землю. Что-нибудь в духе Натана...
Там, где дорога выворачивала к ешиве, появился паренек, в котором было что-то очень знакомое, хотя я пока что не мог сообразить, что. Неожиданный гость приближался торопливой походкой, уже угадывались знакомые черты, но, черт возьми, чьи? Эта коренастая фигура, это лицо с большими глазами, со здоровенным еврейским носом, словно вырубленным топором... Да это же Алекс!
Толпа резко рванула к вновь прибывшему. Прошлогодние его друзья и однокашники были, конечно, в авангарде, но и первогодки осмеливались приблизиться к легендарному взломщику микросупермаркета с явным восхищением. Однако вел он себя как-то странно. Пробился сквозь объятия друзей, подошел ко мне и с достоинством, прямо-таки по-взрослому поклонившись, отчитался:
– Кальмана я уже обнял.
После чего взял лопату, зачем-то поплевал на ладони и начал копать.
У меня дома ребята послушно повторяли за своими вожаками благословения, причем даже с некоторым воодушевлением, впрочем, может, это в моем присутствии. Тоже пели под гитару, правда, не на слова пророков, а песни какого-то россиянина с корейской фамилией Цой. Наскоро мне переводили про «звезду по имени Солнце» и про «группу крови на рукаве». Пели с таким воодушевлением, что я в очередной раз убедился – если не пережимать и не недожимать, то настанет день, и запоют они и песни на слова пророков. Есть в этих детях Б-г.
Трапеза закончилась. Потихоньку юная орда утекала из моего салона в двери, осыпая меня прощальными «тодарабами{Тода раба (ивр.) большое спасибо.}» и «лехитраотами{Леитраот (ивр.) до свидания.}», но не слишком щедро, дабы сохранить во рту послевкусие от фиников, гранатов, винограда и прочих сосудов с соками нашей возлюбленной земли. Последними, пятясь, удалились Арье с Иегудой, бросая непонимающие взгляды на рассевшегося на диване, как у себя дома, Алекса.