Четыре крыла Земли

– Стой! – крикнул ему вслед Кахалани. Диаб, уже было поравнявшийся с замыкающим, застыл на месте, не оборачиваясь. Кахалани быстро пошел вслед за ним. В отличие от бесшумных вкрадчивых шагов самого Диаба, тяжелые шаги сержанта гулко отдавались в горном воздухе.

– Исса! – окликнул Кахалани араба.

Тот оглянулся. Широкоплечий красавец стоял перед ним, протягивая ему руку. Это выглядело чуть-чуть трогательно и нестерпимо фальшиво. Диаб торопливо пожал протянутую руку и пошел прочь. Добравшись до Разрушенного дома, он подошел к восточному углу, отсчитал восемь камней кладки от края, вытащил из едва заметной трещинки в камне длинный нож с особо твердым лезвием и поддел этим лезвием верхний камень. Камень, оказавшийся всего лишь куском плитки в форме корыта, отлетел в сторону, и обнажился кусок водосточной трубы, со всех сторон обложенный камнями. Диаб вынул трубу, а из трубы – трофейный «узи», который он в этот, издавна лишь одному ему известный, тайник спрятал перед тем, как отправиться на плато, к евреям. Теперь он готов к встрече с Мазузом. Шансов, правда, остаться живым после этой встречи – один из десяти... но лучшего расклада все равно не предвидится.

Диаб распрямил спину. Надо идти. Ах да, замаскировать тайник! Он быстро запихнул трубу на место и стал устанавливать камни так, будто они схвачены раствором. Но что это? О великий Аллах! Этого не может быть. Чудо на бис? Тогда, в особняке Мазуза, это уже казалось невероятным, но чтобы второй раз бурого в красную точку гиндукушского клопа еще раз увидеть здесь, в Палестине – это вообще с ума сойти можно! Диаб протянул руку и осторожно, двумя пальцами, взял насекомое. Клоп беспомощно засучил лапками. Куда бы его положить? Ничего, напоминающего коробочку, в распоряжении Диаба не оказалось, и он, тщетно обшарив взором окрестности, так и двинулся в родную деревню с автоматом на плече и с клопом в поднятом кулаке. Причем кулак он не мог сильно сжимать, чтобы не покалечить пленника и целым донести его до заветной булавки, поэтому он ясно ощущал, как тот мечется по своей темнице. А вон и хохолок травы, где он выпустил гусеницу. Интересно, как она там. Забыв на секунду о сокровище, зажатом в его руке, Диаб завернул посмотреть, что стало с освобожденной красавицей.

Папоротник был пуст. Отправилась, небось, окукливаться себе, чтобы потом расправить сетчатые крылья и махать длинными хвостами. В награду, в награду за это доброе дело Аллах послал ему гиндукушского клопа! Озаренный счастьем, Диаб бросил взгляд на собственный кулак, в котором скрывалась драгоценная ноша. Аллах подарил ему это открытие! Аллах и защитит его от Шихаби! Скоро, о, скоро весь научный мир узнает имя молодого талантливого палестинца Иссы Диаба, нашедшего и описавшего...Прежде чем отправиться на переговоры с евреями, он отправил своих бойцов домой в обход плато Иблиса, чтобы не пришлось бедолагам дефилировать под дулами ЦАХАЛовских «эм-шестнадцать». Теперь же не было никакой необходимости огибать его. Скалы, откуда два часа назад на него были направлены десятки автоматов и снайперских винтовок, теперь вновь были пусты. Но, оказавшись посреди плато, Диаб снова ощутил себя гладиатором на арене, только в отличие от древних гладиаторов, меч он приставлял не к чьему-то, а к своему собственному горлу, и с особым трепетом обводил взором ряды зрителей в ожидании пальца, обращенного вниз. А потом он вспомнил сползающих со скал израильских солдат – вовсе не страшных, даже немного неуклюжих после полуторасуточного, как потом, дорогой, выяснилось, торчания на камнях, улыбающихся, облегченно вздыхающих, утирающих пот со лба. Небось сейчас развалились там на койках. А кто-нибудь чай пьет. А этот, широкоплечий, с девичьим лицом, молится, небось, за него, Диаба. Не душой молится, головой понимает – обязан. Клопик опять закопошился в кулаке. Вот если бы можно было сфотографировать его да выпустить. Да кто ж поверит, пока не представишь умерщвленный экземпляр? Снова перед глазами возникло лицо израильского офицера с лицом оливкового цвета, жгуче-черными глазами, как у арабской девушки, и нежным рисунком губ. Диаб развернулся и зашагал обратно. Вернулся к зеленому хохолку свободы, присел на корточки и, разжав руку, опустил клопа на тот самый стебель папоротника, по которому три часа назад в светлое будущее ушла гусеница. Внезапная мысль осветила его. Пока клоп соображал, где он оказался и что ему в этой ситуации делать, Диаб вытащил мобильный телефон и сфотографировал насекомое. Тут клоп оклемался, вильнул острой попой и, сверкая красными точками, потрусил по стеблю. Человек поднялся и зашагал своей дорогой. Кто только не мечтал, что это утро станет утром его великой победы – и Коби, и Мазуз, и Фарук. А победил – Исса Диаб.

* * *