Четыре крыла Земли

«Благословен судья праведный!» Эту фразу произносят евреи, когда узнают о смерти кого-то из близких.– Благословен судья праведный! – произнес рав Фельдман, и Эван впервые в жизни увидел, как по щеке вожака поселенцев сползает слеза, словно одинокая дождинка по предзакатному небосклону. Когда ночью Эван звонил раву Фельдману, чтобы поведать о странных группах арабов, продефилировавших мимо синагоги, тому даже в голову не пришло спрашивать, где Натан, как он себя чувствует. Предстоял бой. И только сейчас Эван все ему рассказал.

– ...И вот я здесь, а его больше нет, – закончил свое повествование Эван. – Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, я самый большой преступник из всех, кто когда-то жили на земле.

– Почему же это ты самый большой преступник на свете? – хриплым голосом спросил рав Фельдман.

– Потому что мою жизнь он спас, а я спасти его не смог.

Рав Фельдман ничего не сказал. Положил Эвану руки на плечи, притянул к себе, потом резко повернулся и зашагал к своим. А те сидели на травке вперемешку с солдатами, которые еще не очень пришли в себя, но с удовольствием общались с неожиданными спасителями. Губошлепый Менахем нашел такого же губошлепого солдатика и теперь что-то с увлечением ему рассказывал, оседлавши лежащее у дороги бревно и вытянув гигантские ноги в сандалиях. Амихай Гиат встретил знакомого, и не просто знакомого, а будущего родственника – брата девушки, с которой у него намечался шидух, художницы, как и он. В отличие от предыдущей пары, эти были ничуть друг на друга не похожи – черноволосый поселенец, копия отца, если не считать глаз Амихая Фельдмана, и белобрысый солдат. Если сестра похожа на брата, то вкусами жених явно тоже пошел в отца. Впрочем, оба парня были в совершенно одинаковых кипах – белых, с голубой каймой по краям и голубой звездой Давида на самой макушке. Иегуда Кагарлицкий выискал русскоязычного милуимника, уже известного читателю Сашу-Ашера. Знакомы раньше они не были, но друг о друге слышали довольно много. Кто же среди русскоязычных вязаных кип не знает о знаменитом лютнисте Ашере и о создателе школы-интерната для русскоязычных подростков в поселении Канфей-Шомрон Иегуде Кагарлицком!

На бугорочке, застеленном голубой клеенкой, наличествовали традиционный для беседы двух россиян пяток бутылок пива и пара миниатюрных баночек дорогой для русского сердца (и кошелька) красной икры, которою они это дело закусывали. Окрестные израильтяне, в форме и без, лишь пожимали плечами, поражаясь, откуда все это взялось у поселенца, захватившего в дальний поход лишь самое необходимое, и солдата, уже месяц сидевшего без увольнительных. Они были бы еще больше изумлены, узнав, что не далее как несколько часов назад Ашер в одиночку докончил последнюю бутылку «Абсолюта», благодаря которой оказался единственным, на кого не подействовал саудовский CS, вследствие чего была отбита арабская лобовая атака и выиграны драгоценные минуты до подхода поселенцев.

Но сейчас, после того как пиво подняло голову на старых водочных дрожжах, вспоминал он не о своем подвиге, а о Шауле.

– Представляешь, – бормотал он, утирая пиво с усов, – я только что пил с ним – и вот его нет! Я говорю – «где Шауль?» Этот мне кивает... Я смотрю – он лежит. Черный такой.

Его монолог был прерван зазвучавшим над поляной голосом рава Фельдмана.

– Друзья, – заговорил рав Фельдман. Странное дело, говорил он негромко, почти вполголоса, но все разговоры, едва зазвучал его голос, тут же стихли. Замолчали не только поселенцы, но и солдаты.– Друзья! Мы шли сюда полночи... С выключенными телефонами... И мы не знали, что Натан Изак и Эван Хаймэн, – он указал на закусившего губу парня, – которые, сославшись на плохое самочувствие Натана, сообщили мне, что возвращаются в Элон Море, на самом деле двинулись в противоположном направлении и атаковали арабов, готовивших нам засаду в Ущелье Летучих Мышей. Таким образом, арабы были полностью дезориентированы по поводу того, какой дорогой мы идем. Вот почему они не преследовали нас на всем нашем пути. Вот почему нам удалось беспрепятственно добраться до Канфей-Шомрона и с минимальными потерями сорвать попытку террористов захватить наше поселение.

Взгляды поселенцев – радостные взгляды, благодарные взгляды – устремились на Эвана. Поняв, кто здесь герой, солдаты тоже начали улыбаться ему и махать руками. Послышались приветственные крики.

– Качать его! – гаркнул русский собеседник Иегуды Кагарлицкого.

И вдруг раздался чей-то голос:

– А где Натан Изак?! Сразу наступила полная тишина, и все взгляды обратились к раву Фельдману.

– Моего друга... нашего с вами друга... нашего с вами Натана Изака, да благословит Г-сподь память о праведнике... да отмстит Вс-вышний его кровь!...

Стоящий в нескольких шагах от него Менахем Штейн охнул, все поняв.

– Сегодня ночью убили арабы.