Четыре крыла Земли

С того дня страстная мечта расплатиться за обиду и за позор поселилась в душе Махмуда Шукейри. Но как это сделать – не знал он. А тут вдруг новость – старый рав Ишаягу ушел на покой, и Гиллель стал руководить ашкеназской общиной Иерусалима. «Вот – решил Махмуд, – тут мы его и подловим». Стал он организовывать разные шайки, чтобы грабить и убивать иерусалимских евреев. Не забывал при этом разговоры запускать – дескать, при раве Ишаягу все тихо было, а как этот пришел... Поначалу все шло как по маслу. Только вскоре выяснилось – рав Гиллель и впрямь не лыком шит – «Страж», в котором до того времени было три калеки, он реорганизовал, призвал ешиботников вступать в него, даже на какое-то время обязал всех до одного еврейских юношей в Иерусалиме участвовать в патрулировании. Хвала Аллаху, из-за протестов авторитетных раввинов это быстро отменили. Но он не унимался – поставил во главе «Стража» двух инициативных Шмерлов, сам занялся закупками оружия, и результат не заставилсебя ждать: банды одна за другой уничтожались. На какой-то период Шукейри сам оказался генералом без армии и вынужден был проситься в чужие группировки, пару раз даже из враждебных кланов. Однако и они рано или поздно были ликвидированы. Дело в том, что рав Гиллель со Шмерлами выбрал единственно правильный метод – «накрывать» головорезов прямо в их гнездах. Вот тогда и пришла Махмуду Шукейри в голову идея создать «летучую» группу – такую, что не гнездится на одном месте больше одного дня. И все было замечательно. «Стражи» оказались просто не в состоянии справляться с их набегами. Как правило, они прибывали на место происшествия уже когда все было кончено, а брать зверя в его логове оказалось невозможным потому, что логова-то не было. Похоже, мечта начала воплощаться в жизнь. Но Шукейри мало было того, что Гиллель в течение двух лет терпел поражение за поражением, безуспешно охотясь за молодцами из «Джерарт аль-Харабия». Надо было его еще и опозорить. Поэтому, когда Харбони невесть откуда появился с предложением захватить и уничтожить группу репатриантов из Малороссии, Шукейри увидел в этой идее средство к осуществлению его замысла. Правда, с некоторыми поправками. Он решил сам в образе посыльного бедуина явиться к раву Гиллелю и потребовать выкуп.

Это должно было стать серьезным испытанием для мудрости прославленного раввина – сообрази Гиллель, что перед ним сам прославленный глава шайки, он мог приказать своим «Стражам» немедленно схватить злодея, сделать его самого заложником и тем самым спасти пленных. Зато попадись он на его удочку, прибыл бы по плану Шукейри в заветное ущелье с деньгами. Деньги эти там же, на месте, следовало забрать, после чего у него на глазах расстрелять заложников и, оседлав коней и верблюдов, ускакать прочь, оставив проигравшего посреди пустыни наедине с терзаниями совести, поскольку он, во-первых, упустил самого Шукейри, а во-вторых, вместо того, чтобы спасти заложников, погубил их. Разумеется, Омару Харбони шейх своих планов не излагал – сначала с любовью и охотой согласился на уничтожение пленников, а потом, во время разговора в Неби-Самуэль, очень ему не понравилось, что Оседлый разговаривает с ним так, будто шейх он сам, а не Шукейри, вот и объявил главарь бедуинов, что бойня отменяется. Пусть, когда они явятся с Гиллелем, приказ о расстреле заложников станет приятным сюрпризом. Только все по-другому получилось. Едва они выехали из Иерусалима – он на верблюде, два еврея на ослах – один из них, а именно рав Гиллель, вдруг во весь голос запел: «Слушай, Исраэль, Г-сподь наш Б-г, Г-сподь един!»

«Слушай, Исраэль, Г-сподь наш Б-г, Г-сподь един!» – многоголосно отозвались придорожные каменные глыбы, нависшие камни и крутые склоны. Не успел бедуин изумиться, чей это хор возносится в первых лучах рассвета, как из-за глыб и из расселин появились десятки крепких фигур в черных шляпах и с дулами карабинов, направленных на него. Появились – и вновь растворились в черных проемах, схоронились закаменными ширмами.

– Что это значит? – недоуменно прошептал он, поворачиваясь к своим спутникам, и увидел, что они тоже направляют на него карабины.

– Это значит, – громко сказал рав Гиллель, – что одно движение – и ты труп, Махмуд Шукейри!

* * *