Четыре крыла Земли

– Слушай, у нас здесь создана группа по превращению Хеврона в нормальное место, где могут жить евреи! Точки приложения наших сил – Пещера Махпела, еврейское кладбище, бывшая синагога Авраама-авину, шедевр пятнадцатого века, ныне общественный туалет. Возглавляет группу репатриант из России профессор Бен-Цион Т. Понимаешь, многие вроде тебя млеют перед законом. Арабы его обходят, закон этот, даже, я бы сказал, обегают, военные власти на него плюют, полиция крутит им, как хочет, у губернатора Блоха любимая поговорка «хок – мок».

Хок на иврите означает «закон».

– Какой еще мок? – нахмурившись, с недоумением спросил Давид.

– То ли усеченный «шмок», дескать, в гробу видали мы ваш хок-шмок, то ли от английского «mock» – «посмешище», «пародия», «подделка»...

«Интересно, – подумал Давид, – отчего этот выходец из России так любит английский?»

– ...И только поселенцы перед этим законом благоговеют так, словно это Тора с Синая. Может, хватит, а? Здесь у нас не Тель-Авив, а дикий Запад. Как говорят в Сибири, тута закон – тайга, прокурор – медведь. Вот мы с профессором Бен-Ционом Т. и решили брать закон в свои руки. Присоединяйся!

* * *

...Первая операция была в Пещере Махпела, где евреям вновь запретили молиться. Профессор Бен-Цион Т. и его соратники взяли так называемую «сохнутовскую» кровать, традиционный подарок новым репатриантам от государства, нарезали из нее алюминиевых полос, просверлили в них дырки, приладили замки и использовали эти полосы как цепи, которыми они приковали себя к дверям, ведущим к надгробию праматери Сарры, после чего начали читать Тору – Элиэзер и профессор Бен-Цион Т. на русском, Давид на иврите, Эли Грин на английском. С четырех краев земли возвращаются евреи в Землю Израиля, и Земля, как бабочка, расправляет четыре своих крыла.

Власти были готовы к выходке профессора Бен-Циона Т. сотоварищи и прислали специально отобранных солдат, по сравнению с которыми Одноглазый полководец с его марксистскими взглядами выглядел активистом Лиги Защиты Евреев и религиозным фанатиком. Они были готовы растерзать провокаторов в кипах, однако, сдерживаемые лично прибывшим губернатором, ограничились потоком нежностей вроде «Нацисты! Сволочи! Му...ки! Совсем ох...ели в своем фанатизме! Подонки!» Какая-то арабка вздумала поцеловать дверь гробницы праведницы Сарры, столь святой для арабов (кто не верит, может почитать книгу Бытие, где рассказывается о светлой дружбе между еврейкой Саррой и Агарью, прародительницей арабов). Вздумала – и не смогла из-за прикованного к этой двери Давида. Этого уже израильские интернационалисты и борцы с мракобесием снести не могли и с криком «Вы мешаете арабам молиться!» кинулись с кулаками на прикованных евреев.

Так началась борьба за право евреев молиться в пещере Махпела. Вскоре в эту борьбу включились и другие поселенцы, а профессор Бен-Цион Т. и его новоявленные студенты двинулись отвоевывать кладбище. Началось все с того, что у жительницы Кирьят-Арбы Сарры Нахшон умер ребенок, и она решила похоронить его в Хевроне, сказав: «Живым здесь не дают жить спокойно. Так пусть хоть мой сын положит начало возвращению евреев в Хеврон!» Но оказалось, и хоронить евреев на еврейском кладбище запрещено, дабы не раздражать потомков тех, кто за один августовский день двадцать девятого года заселил это кладбище десятками обитателей.

На всякий случай в Кирьят-Арбу были стянуты войска, и подступы к кладбищу были блокированы. Однако Сарра умудрилась проникнуть туда прямо под носом у ЦАХАЛа и похоронить ребенка на глазах у растерявшихся солдат. Ни у кого из них не поднялась рука отобрать у нее мертвого ребенка и прогнать ее.

Так кладбище вновь начало функционировать. А следовательно, потребовался и кладбищенский сторож. За эту работу взялся профессор Бен-Цион Т., который ради такого дела оставил тель-авивский университет. Элиэзер, Эли Грин, Давид и еще многие, многие под его руководством начали расчищать кладбище. Приходили жители Кирьят-Арбы, приезжали туристы со всей страны, прибывали студенты-ешивники. Потихоньку сады, огороды, свалки и заросли начали отступать. В те дни, когда ни у одного из помощников не было возможности заступить на вахту, Элиэзер выходил на охоту. Он подстерегал какого-нибудь ничего не подозревающего араба, проходящего мимо кладбища, хватал топор и с самым зверским видом выскакивал на дорогу прямо перед этим арабом. Тот уже мысленно оценивал свои шансы в грядущей схватке... нет, не с кровожадным евреем – тут все было ясно, – а с семьюдесятью двумя трепещущими от вожделения девственницами. Меж тем Элиэзер с невинным видом протягивал ему топор и, мешая русские, ивритские, арабские и столь любимые им английские слова, вежливо говорил.