Четыре крыла Земли

«Почему же Тора начинается с сотворения мира? Потому что, если скажут народы мира Израилю: «Разбойники вы, захватившие земли других народов», ответят им сыны Израиля: «Весь мир принадлежит Вс-вышнему, да будет Он благословен. Он сотворил его и дал земли тому, кто Ему угоден. По воле Своей Он землю эту дал им на время, потом по воле Своей отнял у них и отдал ее нам навсегда».

На этом заканчивается история возвращения евреев в Канфей-Шомрон и начинается история его восстановления.

Глава последняя Даббе

Над наблусской долиной нависла туча. Тяжелая, жирная. Словно какое-то чудовище подмяло Шхем своим чугунным брюхом. На крышу сейчас не было смысла подниматься. Лучше через окно смотреть, как небо плетьми дождя сечет беззащитные здания. А вон там, на Кабире, где, словно змея Рубика, тянется Элон-Море с его белыми домиками, там просвет. Опять эти евреи выкрутились.

Даббе обнаружил, что еще держит в руках пульт от телевизора, который минуту назад выключил после того, как посмотрел новости и узнал обо всем – и о поражении «Мучеников», и о том, что начали восстанавливать Канфей-Шомрон, и о разоблачении Йорама Кацира и Абдаллы Таамри. На этих двоих ему наплевать, а восстановление поселений пока еще штука проблематичная. Момент они, конечно, выбрали правильный, только вряд ли что-то выйдет из их затеи. Скорее всего, израильтяне, как только силу почувствуют, свернут это дело. А вот то, что сорвался его план спровоцировать большую войну с Израилем – это обидно. И ведь как все было продумано. Он, укрывшись под псевдонимом «Даббет уль-Арз», накручивает Мазуза, отправляет ему одно электронное пророчество за другим, а куда бедолажке Мазузу обращаться-то, чтобы проверить, действительно ли есть в хадисах такое пророчество, которое, кстати, на него, Мазуза, намекает, или придумал кто-то? Естественно, к своему учителю, одному из крупнейших в Палестине специалистов по хадисам профессору Вахиду Мухаммаду Али. Так никогда Мазуз и не узнает, что «Даббе» и Вахид – одно и то же лицо, и что именно профессор Вахид подбивал своего ученика спровоцировать войну с сионистами.

Какая гениальная мысль: захват поселения Канфей-Шомрон – скорый и неизбежный приход ХАМАСа к власти, а вслед за тем – бесконечная война, которую Израиль выиграть не сможет, и, растеряв все духовные свои подпорки, как то: религия, сионизм, патриотизм – в какой-то момент просто начнет разваливаться.

Но выходит – все зря. Зря он присылал Мазузу по электронной почте, а затем зачитывал по телефону цитаты из несуществующего сборника хадисов Сунаджиба аль-Салиха, зря тратил силы на подделку старинного текста, который потом сканировал, зря, когда Мазуз к нему обращался, давал компетентное заключение, зря лгал, что в месяц мухаррам можно вести войны, что Даджаля одолеет не Исса, а человек с именем, похожим на название враждебного народа (ах, какое выходило чудесное созвучие – Мазуз – Маджудж), что Кинерет должен обмелеть лишь наполовину, а не полностью... А какая блестящая была выдумка, что Даджаль окажется между жизнью и смертью и будет подобен растению...Все – зря. Все – зря. Евреи в очередной раз победили. Но это полбеды. Откуда это мерзкое ощущение, что они не могли не победить? Что они и есть главные фигуры в человеческой истории, а он – вроде статиста? Вахид прошелся по комнате, подошел к окну. Горные хребты, потемнев, казались отражением туч. Они глядели на него мрачно, словно чужие. Казалось, родная земля кричит: «Я не твоя, я – их!»

Воздух словно наполнился какими-то прозрачными насекомыми. Начался дождь. Тяжелый зимний дождь.

А ведь борьба эта, можно сказать, по наследству ему досталась. От дальних предков, коренных жителей Наблуса, или, как его тогда называли, а евреи и сейчас называют – Шхема. Он ведь лишь когда в Аль-Бире преподавать начал, взял себе имя Мухаммад Али, а по рождению-то он Маджали. Измельчала его семья в последних поколениях. Отец, Махмуд Маджали, по молодости пытался было бороться. Да оказавшись в Арабском легионе, в Иордании, набрался всяких западных понятий, стал претендовать на «джентльменство», а под конец совсем свихнулся – продал свой дом за бесценок еврейским поселенцам и сбежал в Нью-Йорк.