Четыре крыла

– Нет, Макар. Люди типа тети Розы… ущербные, хитрожопые… слов не понимают.

– Она мать, потерявшая сына! – воскликнул Макар. – Клава, да она сейчас всякое может болтать – от горя, от безысходности.

– От водки…

– И от водки тоже. Ты вдумайся, представь – ее муж пытался зарезать маленького Руслана секатором на ее глазах! Их квартиру, по словам участкового, кровь мальчика залила. Переживания ее материнские, шок! Я… я сам, Клава, – Макар ударил себя кулаком в грудь, – когда Августу похитили и мы ее искали, я едва не сошел с ума тогда. Я порой просыпаюсь ночью в ледяном поту и думаю – подобного ужаса с детьми я больше не переживу. А Роза сейчас внутри нового кошмара – сын исчез! Спасенный в детстве, теперь пропал без вести. Она не знает – жив он или мертв. Она нас на вилле умоляла найти хотя бы его могилу. Значит, в душе она уже утратила веру в его возвращение, спасение!

– Бальзаминов обоснованно подозревает ее в убийстве сына. Сосед снизу слышал семейный скандал перед исчезновением Руслана. Все дальнейшее нам известно лишь со слов самой Розы. Бальзаминов с криминалистом обнаружили в квартире следы крови – правда, с давностью загвоздка… Но мамаша Сайфулина о пропаже сына спустя много дней заявила, якобы после того, как он не ответил на ее звонки. А она ему действительно звонила, а? Или врет? Бальзаминов пока распечатку звонков у провайдера не брал, но запросит. Результаты оценит. Вдруг да и укрепится в подозрении: именно мать прикончила чадо, расчленила на куски и вытащила по частям из дома. Прецедент же с покушением на убийство имеется в их семейке!

– Бальзаминов туп и зол на весь мир. Он всех во всем подозревает. И нас, кажется, тоже. Он бывший тюремщик.

– Нет, Макар, он просто лучше благородных выпускников Кембриджа сечет реальность за МКАДом. И людей он, обладая богатым профессиональным опытом, видит насквозь. Их низменные побуждения, инстинкты и желания.

– Клава, ты волен поступать по-своему, – упрямо ответил Макар. – А я… уж сам, один исполню свое, пусть и опрометчивое, обещание. Насчет моих пьяных закидонов – будь спокоен: я не развяжу, пока мы… то есть я не отыщу Руслана живого или мертвого и…

– И? – Клавдий глядел на друга.

– Девочку. Александру Севрюнину.

Клавдий молчал.

– Девушка ведь тоже пропала без вести, – вздохнул Макар. – Примерно в одно время с Русланом. И я не верю в случайность. В совпадение. Слишком маленький городок…

Клавдий снова ничего ему не ответил.

Ужинали в столовой они тоже в гробовом молчании. Горничная Маша с удивлением и тревогой созерцала их мрачные взволнованные лица. После ужина Макар отправился в детскую к Сашхену, взял его на руки, обещав Маше чуть позже лично уложить его спать. Сашхен без умолку лепетал, теребя пухлыми ручками светлую челку Макара, улыбался во весь рот, показывая новые молочные зубки. Клавдий заглянул в художественную мастерскую – оттуда доносился звонкий голосок неугомонной Лидочки.

День знакомства с масляными красками и холстом не прошел для Августы даром. Клавдий узрел у стены два новоявленных шедевра, снятых с мольберта. Яркое сочетание разноцветных пятен и отпечатков ладошек Августы. Она в заляпанном краской джинсовом комбинезоне стояла у мольберта и активно помогала гувернантке Вере Павловне устанавливать на него новый холст, гораздо большего размера. Лидочка вертелась рядом, щебеча на русском, английском, французском, вставляя латинские слова, – Клавдий уже путался в ее многоязычии. Лидочка скакала на одной ноге. На серых досках пола студии она начертила классики пастельным мелком.

– Принцесса, да ты к монументальной живописи тяготеешь, – Клавдий одобрительно кивнул на полотно. – А нет ли у тебя для нас с папой новых рисунков?

Августа отошла к столу и нашла среди вороха лист картона, исчерканный пастелью. Гувернантка Вера Павловна, внимательно наблюдавшая сквозь очки за ней, незаметно кивнула Клавдию. В отличие от Макара, она помнила рисунки Августы из прошлого. Некоторые она находила удивительными, а некоторые – странными, пугающими, не поддающимися рациональному объяснению.

Августа протянула картон Клавдию.

Штрихи, штрихи… Палитра от черного, серого, бурого до темно-зеленого, малахитового, хаки, ярко-салатового…

Клавдий увидел густой лес. А в его глубине, в чаще – дерево.

Снова дерево! С раскидистой кроной, серо-зеленым растрескавшимся стволом, облепленным пятнами бурого мха. У дерева Августа изобразила мощные узловатые корни. Возле них – бурые, фиолетовые завитки.

Клавдию померещились копошащиеся у корней черви!

– Осина, да? – спросил он хрипло Августу.

Девочка молчала.

– А червяки почему? – В непонятном для себя смятении Клавдий рассматривал рисунок.

В дверях студии возник Макар с хохочущим Сашхеном на руках.

– Когда осина зацветает в мае, ее сережки темно-бордовые напоминают мохнатых гусениц или червей, – сдержанно заметила Вера Павловна. – Августа, детка, ты нарисовала сережки осины, правильно я поняла?

Августа вернулась к мольберту, сама, без помощи взрослых, продолжила крепить на него большой чистый холст.