Четыре Любови (сборник)

Лет до двенадцати Люба Маленькая хлопот семье не доставляла совершенно. Единственным моментом семейного сопротивления было то, что Любовь Львовну она упрямо называла бабаней или реже – бабой Любой, чем вызывала ее гнев. Правда, в таких случаях она быстро прикрывала рот ладошкой и с откровенно поддельным испугом ахала:

– Ой, я забыла. Я не нарочно…

Свекровь замирала на месте, глаз ее холодел, и она выдавливала из себя через плотно сжатые губы что-то среднее между шипением гремучей змеи и жужжанием шмеля:

– Я ж-ж-ж-е прос-с-с-ила вас… Преду-преж-ж-ж-дал-л-а… – При этом она всегда смотрела в Левину сторону.

Леве потом приходилось объясняться с матерью после каждого такого случая:

– Она же ребенок, мам. Она рассчитывает на ответную ласку.

– Она не твой ребенок! – Мать успокаивалась небыстро. Быстро – не входило в ее планы: не получалось нужной подпитки. – И не моя внучка! Они не должны рассчитывать в этом доме ни на что особенное…

Сын порой слегка раздражался, но всегда держал себя в руках:

– А чего бы ты хотела, мама? Я имею в виду вообще – чего?

Лева знал, что таким вопросом он ставит ее в тупик. Он прекрасно осознавал, что желание участвовать в судьбе сына гениального отца для матери его было определяющим. Но также он понимал и то, что места для такого материнского участия оставалось у нее с годами все меньше и меньше. Как мог, он пытался лавировать между членами семьи, соединяя или по необходимости разводя группировки противника по разные стороны фронта, даже если воевать никто не собирался. Просто в определенные моменты интуиция Левина и получаемый опыт мирного выживания внутри аэропортовской квартиры подсказывал – требуется передых и профилактика.

Мать на Левин вопрос ответом не утруждалась никогда. Да и не смогла бы. Не знала и знать не хотела – это совершенно не входило в ее планы. Процесс был значительно важнее результата, но и его хватало ненадолго. В перерывах между столкновениями Любовь Львовна старательно перепрятывала небольшую коробку с камешками, проявляя каждый раз чудеса изобретательности. Затем она записывала на специальной бумажке местоположение схороненного в очередной раз наследства, которую, в свою очередь, хранила в одном из трех мест, о которых помнила всегда. Даже иногда, точно зная, где оставила бумажку в прошлый раз, она проверяла на всякий случай два предыдущих места, чтобы быть абсолютно уверенной – изобретенная ею система сбоя не дает. В дни таких проверок настроение ее заметно улучшалось, и тогда Люба Маленькая, прекрасно чувствовавшая настроение зловредной бабки Дурново, разыгрывала свой очередной спектакль.

– Любовь Львовна… – Девочка смотрела на нее честными преданными глазами, и далее следовал вопрос: – Вы не помните, правду в школе говорят, что катет, лежащий против угла в 30 градусов, вдвое меньше биссектрисы?

Любовь Львовна неопределенно хмыкала:

– Ну конечно правда, Любовь. Ты что, сама не знаешь разве?

– А в учебнике геометрии написано, что – гипотенузы. Меньше вдвое… – Люба Маленькая продолжала смотреть на нее тем же уважительным взглядом, с каким и подкатила с самого начала. – И математичка тоже говорит, что – гипотенузы.

Бабушка слегка терялась, победительные нотки ослабевали, но к этому испытательному моменту позиции ее были еще крепки:

– А кто же тогда говорит про это в вашей школе? – переспрашивала Любовь Львовна немного озадаченная, но совершенно не чувствуя подвоха.

– Да Мишка Раков, он в соседнем классе учится, двоечник вечный. Дурак. Правда, Любовь Львовна, дурак? – Девочка завершала испытания, невинно пару раз хлопала длинными ресничками и, вперившись в бабаню, ждала ответа. Любой из вариантов ее бы вполне устроил. В ход шла также ботаника с женскими пестиками вместо мужских тычинок, физика с французом Исааком Ньютоном – потомком эфиопских царей, география с первооткрывателем арктической Атлантики Мадагаскаром и другие нужные в семье науки.

Поразительно было, что при всей своей житейской изворотливой хитрости и скандальном нутре хозяйка дома каждый раз покупалась на примитивную девчачью придумку, не выстраивая из фактов легкого по отношению к собственной персоне издевательства малолетки какой-либо причинно-следственной связи. Люба Маленькая, не получив ожидаемой баба-Любиной трясучки, равно как и прочих видов удовлетворения от свежей провокации, была недовольна и уходила к себе, оставляя непрошибаемую бабку один на один с неподдельным возмущением по вновь возникшему поводу.