— У разведки трехсотые, так что незаметно свалить не сможем, — сказал Варяг. — Для меня без вариантов, остаюсь со своими ребятами.
— Филин? — спросил Шульга.
— Выхожу на позицию, — лаконично ответил грушник. — Стрелок лишний не помешает, а мехвод пока что не нужен. Бетеэр придется бросить. Танки, если выйдут на позиции для прямой стрельбы, его в первую очередь расхреначат…
— Ясно. Назгул?
— Посижу на связи для корректировки и информации, пока не полезут, а дальше — как все…
Внутренний дизайн «новейшей» боевой машины как водится в совке, проектировали человеконенавистники и садисты. Вылезая наружу, Шульга со злостью пнул один из черных брикетов. И надо было корячиться их в бетеэр перегружать!
Филин выбрался раньше и ждал снаружи.
— Ты все точно решил? — спросил Шульга грушника.
— Что «все»?
— Ну, по своим стрелять?
— Они мне не свои! — с неожиданной злостью сказал капитан, до того позитивно-спокойный. — Ни эти, которые тут свои зажопинские ипотеки гасят и мародерят. Ни уж, тем более, те, что в Кремле…
Шульга промолчал. Что тут скажешь, тяжело, конечно, сейчас мужику…
Есть ряд профессий, которые в обществе считаются миссионерскими. Учителя, врачи, священники, правоохранители, издатели, военные, журналисты. То есть те, которые исполняют важную социальную службу, а потому вроде как по определению должны быть людьми высоких моральных качеств.
Но в реальности это совсем не так. Шульга встречал священников-атеистов, для которых сан — не более чем хорошо оплачиваемая должность. О прокурорах, ментах и военных вообще разговора нет — девяносто процентов идут на такие должности отнюдь не для того, чтобы бороться со злом, или родину защищать. Про журналистов — ну, вообще, не смешно ни разу.
Поэтому, читая в сетях обиженно-возмущенные посты диванных экспертов о том, что военные отказываются воевать, а врачи во время эпидемий лечить, он лишь многоопытно ухмылялся. Нельзя от людей требовать того, на что они изначально не заточены. Невоюющая армия массово порождает чиновников в погонах, бесплатная медицина в условиях рынка — коммерсантов со скальпелями. Но вот когда правила игры резко меняются, то на смену чиновникам и коммерсантам приходят миссионеры. Именно так было в четырнадцатом году.
Миссионеров Шульга не любил ни в армии, ни среди волонтеров, да и сам им не был, даже с учетом нынешней своей профессии ликвидатора-санитара. У идейных всегда существует лишь одна правда, причем своя, а так как они “не за себя, а за идею”, то им все вокруг по жизни должны. Поэтому он предпочитал иметь дело не с пламенными борцами, а с циничными профи, работающими по правилам, но за деньги. Филин, похоже, именно из таких.
— Зачем ты сюда приехал? — спросил Шульга.
— А сам ты за что воюешь? — ответил вопросом на вопрос Филин. — Вроде бы русский, наш.
— Я не россиянин. Я украинец. Ваши мою страну просто взяли и тупо нагнули. И мне плевать, на каком языке говорят те, кто это сделал. Примерно понятно?
— Ну, в общем, да…
— Ты русских с россиянами не мешай! — встрял в разговор Назгул из глубины бетеэра. — Я десять лет на Кипре работаю. Сначала да, все одинаковые были, что москали, что хохлы. Но вскоре начали различаться. На отдыхе в чужой стране это хорошо видно. Украинцы — нормальные, хоть большинство говорит по-русски. А вот россияне по поведению — как дети из спецприемника для дебилов, которых из клетки выпустили на волю, даже миллиардеры. Так что ну вас нахер с вашим российским миром. Вы только сами себе и нужны, рядом с вами жить — все равно, что по соседству с бомжатником…
— Давайте без философии, — поморщился Филин. — Лучше скажите, вы оба были в Шармалыке?
— Только я! — ответил Шульга.
— Ты там моих парней положил…
— Сказал бы, что ничего личного, но это будет не так!
Филин задумался. Потом спросил.
— А не боишься? Ведь может как угодно обернуться. Если что, отвечать придется…
— Когда у меня появляется ощущение внутренней правоты, то хрен я чего боюсь! — просто сказал Шульга.
Филин еще раз задумался. Коротко кивнул, мол принял, проехали. Что у него при этом творилось в душе Шульга так и не разобрал. Профессионал хренов, умеет чувства скрывать. Но это пока не важно. Главное то, что он сделал наконец выбор.
Бультерьер вразвалочку подошел к Шульге, поглядел вопросительно, мол какие дальше действия, командир. Но вдруг, не дождавшись реакции, развернулся к воротам и тихо, с выражением, зарычал.
В относительной тишине стал хорошо различим нарастающий рев танковых дизелей.
19. Филин
Воевать со своими Филину, ясный-красный, не улыбалось. Но тут, как говорится, нужно выбирать меньшее из двух зол. Шульга и его команда ведут себя честно, и не собираются его убивать. По крайней мере пока.