Четыре месяца темноты

Фаина уже собиралась уйти, как вдруг неожиданная мысль задержала ее у стола секретаря.

– Послушай, Света, меня интересует тот новенький мальчик из шестого «Б». Его что, перевели в другую школу? Он пробыл у нас всего ничего.

– Из шестого «Б»? – Девушка рассеянно положила руки на многочисленные папки на столе и стала двигать ими, словно играя в огромные шашки. – Сейчас…

Светлана набрала что-то на компьютере – замелькали таблицы.

– Вы, наверное, имеете в виду из восьмого «А»?

– Нет же. Из шестого!

– Из шестого класса никто не переводился. Как его зовут?

Лицо Фаины исказила мука, и она назвала имя.

– Нет. В шестых классах вообще нет и не было учеников с именем Иннокентий.

– А Кеша?

– И Кеша. Вы, наверное, что-то перепутали… – Светлана Семеновна откинулась на спинку кресла, надула пузырь из жвачки и громко хлопнула.

– Да, наверное, – пробормотала Фаина, поджав губы, и, ничего больше не сказав, вышла.

Светлана перегнулась через стол и с любопытством посмотрела ей вслед.

Фаина Рудольфовна спустилась в учительскую, открыла журнал и начала жадно искать глазами строчку, где написаны имя и фамилия мальчика с изумрудными глазами, которому она поставила двойку, когда тот не сдал ей работу.

Она охнула и закрыла рот ладонью, когда обнаружила пустую графу.

Фаина сделала над собой еще одно усилие и поднялась в пустой класс, где впервые увидела зеленоглазого мальчика в белоснежной рубашке.

Она прошлась вдоль рядов и, остановившись напротив парты, где он сидел, молча уставилась на клетку с волнистым попугаем. Птичка опускала клюв в воду, запрокидывала головку и пила.

– Кеша? – громко спросила Фаина и на всякий случай обернулась: не услышит ли кто? – Кеша!

Мальчик не появился. Попугай прыгнул на жердочку и принялся чистить перья, как ни в чем не бывало.

Учительница побледнела, и руки у нее задрожали.

Каучуковая дама

Маргарита Генриховна отложила недочитанное письмо и попыталась найти очки.

– Что это значит?

Она стала машинально ощупывать стол, заваленный бумагами.

– Это значит, нам кранты, – сказала Светлана Семеновна, одетая в нарядную белую блузку. Секретарь указала ручкой на дату, указанную в письме. В подтверждение своих слов она громко лопнула пузырем от жвачки. – Депутат приедет на месяц раньше. В январе, а не в феврале.

– Света, ну я же просила не есть в школе эту дрянь! – мягко проговорила Маргарита Генриховна и брезгливо поморщилась.

Девушка, казалось, не заметила ее слов.

Заведующая постаралась скрыть дрожь в голосе:

– Ничего страшного. Будем работать оперативно.

– Но тема, тема мероприятия изменена. Все, что готовили к выступлению, нужно переделывать. Постановки, стендовые доклады, приглашения иностранным коллегам. Вы понимаете?

Маргарита Генриховна зажмурила глаза и потерла виски.

«Какой позор. Коллеги сотрут меня в порошок! Это мне подарок на день рождения…» У нее еще была надежда, что они ничего не успели подготовить и решили все оставить на потом, но она сама позаботилась, чтобы подобного не случилось.

«Перестаралась – и вот результат. Мы можем остаться у разбитого корыта. Переделывать постановки с детьми на иностранном языке, подбирать новые костюмы; заставлять и без того перегруженных классных руководителей разрабатывать новые проекты и доклады – это будет новый бунт…»

Она вдруг почувствовала, как в груди до судорог сжался кулак, гоняющий по телу кровь, и охнула – в живую ладонь будто вонзилось разбитое стекло.

«Только не сейчас! Нет! Сейчас я слишком нужна им всем», – Маргарита Генриховна побледнела, холодный пот выступил на лбу. Она научилась скрывать свои приступы. Но этот был слишком сильным.

Светлана не глядела на нее и копалась в бумагах.

– Света… там… корвалол… на верхней полке, – тихо, слабо выговорила она.

Девушка оглянулась, щеки ее вспыхнули, и она завертелась вокруг Маргариты Генриховны. Все это выглядело так, как будто из одной уходили жизненные силы, а у другой прибывали…

– Идите домой и отлежитесь.

– Нет-нет, спасибо, моя милая, мне уже лучше. Меня ведь ждут. Ступай, слышишь?

Светлана зашагала широким шагом. Каблуки громыхали на весь коридор.

Маргарита Генриховна прижала руку к груди. Как будто ничего и не было.

Она начала спускаться в учительскую. Никто не должен знать. Она молода, всегда бодра духом, пускай ее запомнят такой.

Мимо, засунув руки в карманы спортивных штанов, прошел угрюмый Штыгин.

– Роман Андреевич, – натужным голосом крикнула ему вслед Маргарита Генриховна, – что там у вас с девятым «Б»? Ребята приняли вас после того неприятного случая?

Штыгин пробасил на ходу:

– А что им остается?

«Это… это не ответ…» – начала было она, но голос ее снова задрожал.

Она остановилась посреди лестницы и минут пять молча смотрела в окно, на голое черное дерево на фоне серой стены.

«Как быстро темнеет. И каждый год я этому удивляюсь. Сколько лет одно и то же…»

Она вдруг подумала – а почему бы не отказаться от обязанностей завуча и оставить только немного учебной нагрузки? Деньги ей все равно не на что тратить…