Четыре месяца темноты

– Скажите, мы будем обсуждать действительно серьезные проблемы? Я, например, не вижу ничего существенного в том, что моя дочь в шутку распылила немного духов в классе.

– Вы не видите? – спросил высокий женский голос с задних рядов. – У моей девочки началась аллергия после проделок вашей Яны.

– Если бы их чаще вывозили на экскурсии, они не страдали бы ерундой! – отвечала первая, продолжая обращаться к Озерову, словно не слыша возразившего ей голоса.

– Если бы родители соглашались быть сопровождающими, то экскурсии проводились бы чаще, – отвечал Озеров. – В противном случае я не имею права возить детей куда-либо.

– Собственно, вопрос даже не в этом. До вас, в начальной школе и в пятом классе, у нас был опытный классный руководитель и замечательный состав. Скажите, как мы можем быть уверены в том, что вы достаточно квалифицированны, чтобы руководить нашими детьми?

В классе повисло тягостное молчание.

– Кем вы работаете? – прямо спросил Озеров.

– Я менеджер по подбору персонала, если хотите.

– Я так и предполагал. Только в отделе кадров нашей гимназии знают ответ на этот вопрос. Вам лучше задать его там. Вы, конечно, можете провести со мной собеседование, но это ничего не изменит – ваш замечательный класс никто не хотел брать.

В классе раздались смешки.

– Говоря проще, вам нечего предложить, – не унималась мать Кулаковой.

– Да что вы пристали к Кириллу Петровичу? – пробасил водитель Урбанского. – Он же вам ясно сказал, что больше руководить классом было некому.

– Я не понимаю, что вы тут вообще делаете! – возмутилась Кулакова.

В классе стало шумно, мать Бориса Тугина с недовольным лицом подлила масла в огонь:

– Хотя бы постарайтесь в следующий раз давать адекватную оценку произошедшему, Кирилл Петрович. Мне пришлось отпрашиваться с работы и приезжать в школу, потому что якобы мой сын напал на одноклассника с ножом. А в руках у него была просто игрушка – брелок с тупым лезвием.

– Тем не менее пострадавшему мальчику наложили швы…

– Хватит говорить о Тугине, его выходки известны с начальной школы, – усмехнувшись, проговорила чья-то бабушка. – Меня больше интересует, что у нас творится с историей…

– Какие выходки? – перебил ее отец Бориса. – Вы тут утверждаете, что одиннадцатилетний ребенок – злодей какой-то. Не вешайте ярлыков!

– Так что у нас с историей? Дети страшно недовольны учительницей…

Толпа загудела. На Озерова высыпали кузов с обвинениями в адрес Фаины Рудольфовны.

«Она читает по бумажке…»

«Она заставляла детей работать по учебнику, а сама ничего ни делала…»

«Она поставила моей дочке тройку, а когда я пришла к ней – перепроверила работу и поставила четверку…»

«Она говорит слишком быстро. Дети ничего не понимают!»

«У нас особенные дети, Кирилл Петрович! Что же это? А как же экзамены? Мы не сдадим их с таким учителем…»

Озеров поднял руки, прося тишины.

Недавно к нему пришла секретарь Светлана и предупредила, что мать одной девочки написала на него жалобу, потому что он давил на психику ее ребенка, требуя домашние задания, в то время как девочка помогает матери по дому и нянчится с младшими сестрами, так что не всегда имеет возможность сесть за уроки, особенно те, которые ей в жизни не пригодятся.

Больше всего Кирилла поразило то, что она не пришла даже познакомиться с ним и узнать лично человека, на которого пишет эту жалобу.

Так было и теперь, родители безоговорочно верили всему, что говорили им дома дети, некоторые из них словно ждали возможности уличить педагога, нарушающего какое-нибудь правило. Они не замечали, что чаще всего воюют с придуманным призраком учителя, призраком своего прошлого, вместо того чтобы однажды поговорить с реальным человеком.

Отношение к школе родителей не было единым.

Одни полностью оставляли детей на других людей, бросали в бурное течение «образовательного и воспитательного процесса». «Мы во всем доверяем нашим учителям!» – говорили они. На деле же это было полное безучастие к судьбе своего ребенка. И когда такой ученик все вокруг себя начинал уничтожать или замыкался в самый тесный кокон, на призыв учителей никто не являлся, а если и являлся – доверие оказывалось липовым. Чаще всего подобное случалось с учениками из разведенных семей. Таким примером была семья Максима Урбанского, родители которого не присутствовали на собраниях и посылали своего водителя.