Четыре месяца темноты

Рот наполнился свежей сочной мякотью. Такого вкусного ароматного яблока Люба ещё никогда не пробовала. Она и не заметила, как съела его целиком.

Девочки начали зябнуть. Небо светлело.

– Бабушка говорит, что самое холодное время перед рассветом.

– Она – образованный человек, – сказала Люба, стуча зубами. – А что там дальше, по дороге?

– Не помню.

– Ты что, никогда не ходила туда?

– Только однажды. Когда д-дедушка и папа были живы.

Люба пошла первой.

– Тебе не с-страшно, что придёт Царица зверей? – спросила Надя.

– Нет, я видела зверя во сне и убежала.

Они пошли по заросшей дороге, ожидая, что кто-нибудь из них испугается первой и пойдёт обратно, но ни одна не хотела уступать.

Так они шли минут двадцать, пока путь не потерялся в заиндевевшей траве.

– Я никогда ещё не видела, что у дороги бывает конец, – взволнованно проговорила Люба. – Что это? Не может быть…

Над лесом медленно вставало солнце. Расплавленный янтарь обволакивал верхушки деревьев и стрелял лучами между веток.

Надя рассмеялась:

– Чудная! Ты никогда солнца не видела?

– Ты не понимаешь. В городе его нет уже несколько месяцев…

Жёлтый переливающийся круг рос на глазах.

Люба закатала рукава и сняла шапку. Соломенные пряди рассыпались по плечам.

Бледная, усталая кожа жадно впитывала медовые лучи. Тепло! Тепло!

Люба захохотала и запрыгала от счастья. Надя, не зная почему, присоединилась к ней.

– Смешные вы, смешные! – весело кричала она. – Приезжайте к нам – будет вам солнца сколько хочешь!

Когда они вернулись с мокрыми ногами и разрумяненные, оказалось, что на двор привезли дрова. И несколько часов Люба с отцом перетаскивали их в сарай.

Потом время полетело быстро и увлекательно.

В первой половине дня девочки бежали в какое-нибудь новое секретное место: к старой мельнице или заброшенной ферме – либо играли с кроликами, которых держала Надина бабушка. Вечерами в тёплом доме Надя учила Любу вязать или они вместе лежали на печке, а бабушка читала им книги.

Даже с отцом Люба теперь общалась почти без слов, и это не смущало её. Он только показывал головой, а она уже несла ему молоток или полотенце и мыло. Она только раз забыла закрыть заслонку. И посреди ночи пришлось топить печь, но наутро папа её за это ни разу не упрекнул.

Однажды вечером он принёс в дом ведро воды из колодца и, поставив его на пол, сказал:

– Собирайся. Завтра едем обратно.

Девочка посмотрела на него удивлённо:

– Разве неделя уже прошла?

Папа не ответил. Только вода в ведре с кусочками льда медленно расходилась кругами.

Люба колотила в дверь озябшей рукой:

– Надя! Надя!

Девочка вышла, кутаясь в телогрейку, в больших бабушкиных валенках.

– Мы же договорились: до завтра.

Люба горько вздохнула:

– Завтра папа увозит меня обратно.

Надя молча кивнула, а потом грустно добавила:

– Так всегда бывает. Только с вами начнёшь дружить, и вы уезжаете.

– Пока, Надя.

– Пока, Люба.

Дверь скрипнула и закрылась. Столп света исчез, и Землеройка погрузилась в темноту. Она долго шла до калитки, потом вышла на дорогу. Тускло светили фонари, как глаза сонных чудовищ.

Люба прошла около ста метров, когда вдруг из темноты услышала странные звуки. Она оглянулась и вздрогнула. Топот приближался.

– Люба, подожди!

Надя вбежала в столп света, держа что-то в руках.

Они сблизились.

– Этот совсем белый. Я не успела показать тебе. Держи.

В руках у Любы оказался тёплый крохотный крольчонок, он быстро шевелил усиками и поблескивал чёрным глазом.

– Это мне?

– Тебе. Бабушка разрешила. Сейчас всё равно нет покупателей.

– Не знаю, разрешит ли мне папа… – прошептала Люба, опуская пальцы в чудесную мягкую шёрстку.

– Разрешит. Я очень его попрошу. Идём, я провожу тебя.

– Ты без куртки.

– Это ничего.

Они шли медленно, потому что до дома было рукой подать.

Люба посмотрела на подругу. И как она могла принять её за мальчишку?

Вдруг они остановились. Разом.

– Ты чувствуешь?

– Ага.

У Землеройки встала бы дыбом шерсть на теле, а у Любы по коже уже бежали мурашки.

В прохладном воздухе застыл густой тяжёлый запах медвежьей шерсти.

Девочка не могла знать, как именно пахнет косолапый, но почему-то, каким-то древним чутьём поняла, что это он.

– Прошёл совсем недавно.

Они не решались сделать шаг.

– Если увидишь его… нельзя бежать, – прошептала Надя. – Дед рассказывал, что медведь бегает быстрее человека. От него можно убежать только по косогору, но здесь местность ровная.

– Что же делать?

Надя не успела ответить.

В свете фонаря что-то шевельнулось.

Люба хотела завизжать что есть мочи, но из горла было не выдавить ни звука.

Бурый пушистый бок повернулся и исчез в темноте. Мелькнула толстая лапа, слишком широкая для собаки.

«Медвежонок!» – в Любе колебались самые разные чувства, от умиления до ужаса.

По неясному желанию она сделала шаг вперёд.

– Куда?! – шепнула Надя, вцепившись ей в рукав.

Глубокая безмолвная чернота молчала, и тишина давила на уши. Девочки стояли в круге света, образованного фонарём, словно он мог защитить их, и вглядывались в темноту, как в нефтяной омут, разлившийся вокруг.