Четыре месяца темноты

Озеров считал, что уже находится в том возрасте, когда родительские советы кажутся предсказуемыми и замыкаются на одних и тех же темах и вопросах.

Каждый раз он мягко уходил от долгого разговора. Казалось, вот-вот, и это пройдет – в семье поймут наконец, что он стал взрослым самостоятельным человеком, и можно будет обойтись без всяких наставлений, просто все обсуждать сообща, на равных.

Но это было невозможно и скрыто от Кирилла хотя бы потому, что он еще не имел собственных детей. И не знал, что, глядя на него, мать видит того кричащего младенца, которого никак не успокоить: как она качает его и обнимает, и целует, а он продолжает разрезать визгом воздух. И она уже хочет плакать вместе с ним и согреть его своими слезами, потому что ей неизвестно, что причиняет малышу такую боль. А потом, когда она ложится спать, руки ее ощущают едва уловимую тяжесть и теплоту его маленького тела. Так бывает, когда ты долго качался на волнах, а выйдя на берег, чувствуешь, будто они все еще поднимают и опускают тебя, – точно так же и ее руки помнили, как на них лежит ребенок.

– Не мой посуду. Я вымою сама.

– Мне несложно.

– Ты вымоешь плохо.

Озеров подошел к ней, обнял и намеренно вытер руки о полотенце, которое висело у нее на плече, затем поцеловал ее в щеку с громким звуком. Она сказала мягче:

– Не подлизывайся! Я говорила тебе про эту работу, но ты упорствовал. Теперь на тебе лица нет.

– Ты сказала: делай как знаешь.

Озеров неожиданно для себя чихнул.

«Не хватало еще заболеть. Неужели Кротов заразил? Ходячая станция по производству соплей. Будем надеяться – пыль попала».

«Дети могут подставить, обмануть, натравить на тебя родителей. Заразить тебя кучей болезней», – вспомнил он слова сестры.

– Ты снова уходишь?

– Мам, Даша просила меня сходить с ней к доктору. У младенца что-то с животом.

– Ну вот, твоя сестра даже ничего не сообщила мне. Сказала: еду с ребенком в Город Дождей.

– И я туда же еду.

Из окна электрички перед ним открылся однообразный ландшафт, весь в черно-белых тонах, как будто кто-то покрутил ручку контрастности и цвета поблекли.

Все вокруг блестело от сырости: кривые деревья и растрепанный ветром кустарник, железнодорожные столбы, цистерны, рельсы и пустые платформы. Земля была похожа на мокрую курицу. Природа дрожала от влаги, ее словно бросили на площади умирать от холода. Она вся напряглась и корнями деревьев, как пальцами, цеплялась за прокисшую почву. Пожухлая трава торчала, словно крохотные волоски, поднявшиеся из-за стужи. Кто бы мог прикрыть эту голую трясущуюся в ознобе природу?

Все ждали снега. Он был бы для города и его окрестностей не просто теплым одеялом, а новым источником света.

Только белая земля может отразить бледные небесные потоки. И тогда даже зарево в городе станет ярче. Но снега все не было.

– Мама стала часто обижаться на меня.

– Неудивительно. Вы с Филиппом целыми днями пропадаете на работе, а когда приходите домой, то занимаетесь своими делами. Я Пете сразу сказала, что у нас такого не будет, что по возращении с работы он должен играть с ребенком.

«Естественно, сказала. Потому он и молчит, чтобы ты больше ничего не говорила», – подумал Озеров.

Они шли по мокрому тротуару в платную клинику, которую Даша выбрала для своего ребенка. Чтобы попасть в нее, пришлось пересечь половину Города Дождей.

– Тебя сложно понять. Больше месяца назад ты обещал, что переедешь, но по-прежнему живешь с нами. При этом дома появляешься поздно вечером. Мама начинает думать, что ты избегаешь всех нас.

«Она пилит меня, потому что переживает за ребенка», – успокаивал себя Кирилл.

– С чего это? Я просто не успел найти жилье, вот и все.

– Филипп подыскивает тебе вакансию на новом месте, и, кажется, есть одно предложение.

Кирилл остановился.

– Так вот в чем дело. Он уже наплел маме, что я останусь с вами и брошу работу в школе?

Сестра не обернулась.

– Не заставляй меня останавливать коляску. И не шуми. Лилечка и так скоро проснется. Ты думаешь, продержался месяц и все узнал об этом болоте? Твой высокий порыв будет длиться до первого трагического случая или до ближайшего родительского собрания. Кстати, когда оно?

– Через три недели, – буркнул Озеров.

– Достаточно для того, чтобы сменить работу, правда? Ладно, не вешай на лоб стиральную доску. Просто мы не понимаем, зачем тебе такая работа. Ты, конечно, можешь изображать из себя альтруиста, готового брать на свою шею чужую ношу за три копейки. Но когда сам станешь отцом, тебе будет не до благотворительности.

– Я много общаюсь с родителями…

– Много общаешься? Кирилл, не смеши меня! Это все равно что сказать: «Я никогда не готовил куриный суп, но слышал, как кудахчут курицы». Переживи бессонные ночи, потаскай младенца на руках, когда у тебя болит спина, покорми его из ложки, в то время как он только и вертит головой, попробуй не сойти с ума, когда он впервые серьезно заболеет, и ужаснись, когда он начнет повторять за тобой то, что ты в себе ненавидишь.

– Насколько я понял, самый мой серьезный недостаток в том, что у меня нет семьи. Это такой высокий контраст с твоими буднями…