Четыре месяца темноты

Далее Озеров добросовестно выполнял роль вешалки, для чего и нужен был сегодня сестре. Она то отдавала ему на руки ребенка, то забирала обратно и вручала сумку, то снова отдавала младенца, потом забирала и ребенка и сумку, после чего вешала ему через руки пальто.

В кабинете доктора за компьютером сидел молодой человек, тонкий, как жердь, с зализанными назад волосами и длинными худыми пальцами.

– Врач там, – указал он на соседнюю дверь. И принялся печатать на клавиатуре так быстро и ловко, словно пальцы его были созданы именно для этого.

Кирилл успел разглядеть в дверном проеме, как с кушетки сползает тело в джинсах.

Дверь открылась полностью, и к ним вышел еще один молодой человек, ровесник Кирилла, с заспанным лицом и модными очками в темной оправе. Белый халат был накинут поверх пестрой футболки, отчего создавалось впечатление, что это не доктор, а весельчак, одевшийся на маскарад. Щеки доктора покрывала небрежная щетина. Он угрюмо поздоровался, взял у Дарьи карточку и снова уселся. Его раскованные движения говорили о том, что он здесь хозяин, а долговязый – помощник.

– Что беспокоит? – окинув мельком вошедших, спросил детский хирург. – Показывайте.

Дарья развернула одеяло и расстегнула на Лиле распашонку.

Младенец завыл, сначала тихо, потом все громче. Хирург нахмурился, на пару мгновений склонился над ребенком, потыкал пальцем в небольшое вздутие в районе пупка и принялся диктовать помощнику.

– Пупочная грыжа. Четыре сантиметра в диаметре. Повторный прием.

– Как повторный? – возмутилась Дарья.

Он коротко глянул на нее, как будто вспомнив, что в кабинете есть еще кто-то, кроме него и помощника, и продолжил задумчиво:

– Мазать два раза в день бриллиантовой зеленью. На повторном приеме будут даны дальнейшие рекомендации.

– Я и без вас знала, что у нее пупочная грыжа, что нам делать?

Доктор широко зевнул, решив не тратить энергию на то, чтобы прикрыться рукой.

– Не делать ничего. У нее заживает шрам от места разреза пуповины, пока заживает, закрывать бандажом нельзя. Соответственно и лечение грыжи сейчас невозможно. Мажьте зеленкой и следите, чтобы грыжа не стала больше.

– Следить? То есть лечить ее силой взгляда? Прием у вас стоит тысячу рублей. Я что, пришла, чтобы услышать о том, что я должна мазать ребенку пупок, который и так мажу?

– Видимо, да, – ровно ответил доктор, – медицина еще не придумала ничего лучше. Можете, конечно, не мазать, ребенок-то ваш. Глеб, распечатай рецепт.

Он на миг заколебался, увидев, что пациенты все еще стоят в кабинете. И произнес гнусаво:

– Вы что-то еще хотели?

Дарья толкнула плечом дверь.

– У вас есть собственные дети?

– Нет, а что?

– В следующий раз хотя бы вымойте руки, прежде чем прикасаться к чужому ребенку.

Проходя через приемную, как таран, сестра расплатилась, забрала у девушки за стойкой документы и направилась к выходу.

– Ждем вас на повторный прием! – привычно улыбнулась девушка, хотя глаза ее выражали ужас от созерцания перекошенного лица Дарьи.

– Придется ждать целую вечность, – пробормотал Озеров.

Они быстро шли по сырой улице, коляска объезжала лужи.

– Вот тебе и живой пример того, как специалист, не умеющий обращаться с детьми, пытается сварить куриный суп. И учили его, наверное, такие же специалисты.

– По-моему, он просто пытается отдохнуть за чужой счет, – сказал Озеров и тут же добавил: – Если есть хотя бы крошечная вероятность того, что кто-то из моих учеников станет врачом, и я сумею научить их мыть руки перед осмотром пациентов, – значит, время потрачено не зря.

Фаина

Она опаздывала. Но ей совсем не было стыдно.

«А как может быть иначе? – думала она с недовольством. – Учителя ждут каникул чуть ли не больше учеников, это повод наконец замолчать, прервать бесконечное мелькание лиц, побыть в тишине, вспомнить, что такое дом, и упиться сном. И вдруг тебя заставляют ехать в полупустую школу, ходить по мертвым кабинетам, работать с документами и журналами, посещать многочасовые бессмысленные собрания с такими же измученными педагогами. А еще у нас неравные шансы. Не все мои коллеги таскают под диафрагмой маленького человека».

Ей так и не удалось посетить врача. Из-за сотни проверок ее хотя бы раз в день вызывали в школу.

Она миновала вахтера и, как через волну, прошла сквозь звук из динамика. Монгол вертел отверткой, разложив на столе детали разобранного радио, которое неизвестно как продолжало работать.

– Привет, Фаина Рудольфовна! Осторожнее на ступеньках, золотая.

«Вечно довольная физиономия, – успела она подумать. – Как у сытого кота».

На третьем этаже она остановилась, чтобы отдышаться.

Учительница миновала еще один лестничный пролет. У самого входа в актовый зал она наткнулась на директора и завуча. Они неторопливо обсуждали что-то, когда их внимание привлекли шаги учительницы истории. Фаина выругалась про себя.

– Опять опаздываем на конференцию, Фаина Рудольфовна, – монотонно произнесла Мария Львовна. – Для кого мы их проводим? Не понимаю.

«Уж точно не для меня».