Четыре пера

— Я рада, что вы сбежали из Умдурмана без помощи лейтенанта Сатча или полковника Дюрранса. Я так сильно хотела, чтобы у вас самого все получилось без чьей-либо помощи или вмешательства, — сказала она, а потом наступило молчание. Пару раз Этни взглянула на стену, и каждый раз видела, как сужается пространство золотого света, и знала, что время истекает. — Вы ужасно страдали в Донголе, — сказала она едва слышно. — Полковник Тренч рассказал мне.

— Какое это теперь имеет значение? — ответил Фивершем. — Это время кажется мне таким далеким.

— Вы сохранили что-нибудь обо мне на память?

— Ваше белое перо.

— А что-нибудь еще? Какую-нибудь мелочь, которую я давала вам тогда?

— Ничего.

— А у меня есть ваша фотография, — сказала она. — Я хранила её.

Фивершем неожиданно склонился к ней.

— Вы хранили!

Этни кивнула.

— Да. Я поднялась наверх той ночью, упаковала ваши подарки и отправила их в вашу квартиру.

— Да, я получил их в Лондоне.

— Но я сразу же отложила вашу фотографию. Сожгла все ваши письма после того, как подписала посылку и отнесла её вниз в холл, чтобы отослать. Закончив сжигать письма, рано утром я услышала ваши шаги по гравию под моими окнами. Но я отложила вашу фотографию. Она и сейчас у меня. Я сложила её и перья вместе. — И через мгновение она добавила: — Мне все время хотелось, чтобы у вас тоже осталось что-то на память обо мне.

— У меня не было на это права, — сказал Фивершем.

По серой поверхности камня всё ещё струился узкий луч золотого света.

— Что вы теперь будете делать? — спросила она.

— Сначала поеду домой и повидаюсь с отцом, всё будет зависеть от того, как пройдет встреча.

— Дайте знать полковнику Дюррансу. Буду рада услышать, как всё прошло.

— Да, я напишу Дюррансу.

Золотой свет исчез, прозрачный свет летнего вечера заполнил церковь, свет без сияния или цвета.

— Я долго вас не увижу, — сказала Этни и впервые всхлипнула. — Снова от вас не будет писем.

Она наклонилась немного вперед и склонила голову, потому что слезы набежали на глаза. Но она смело встала, и они вышли из церкви бок о бок. Этни наклонилась к нему, и они шли рука об руку.

Фивершем отвязал лошадь и взобрался в седло. Когда его нога коснулась стремени, Этни подозвала собаку.

— Прощайте, — сказала она. Даже не пытаясь улыбнуться, она протянула руку, Фивершем взял ее и наклонился из седла. Этни неотрывно смотрела на него, хотя ее глаза наполнились слезами.

— До свидания, — сказал он, ненадолго задержав руку, а затем выпустил ее.

Он поехал на холм и через сотню ярдов остановился и оглянулся. Этни тоже остановилась, и они посмотрели друг на друга издалека. Этни не сделала никакого прощального жеста. Просто стояла и смотрела. Затем она развернулась и очень медленно пошла по деревенской улице к дому. Фивершем смотрел на нее, пока она не вошла через ворота, на расстоянии ее образ казался тусклым и размытым. Однако он видел, что она больше не оглядывалась.

Он спустился с холма. Ошибка, которую он совершил так давно, не сошла на нет даже шестилетними усилиями. Ошибка все еще жила, ее последствия будут печалью до конца жизни другого человека, не для него самого. И то, что она приняла эти последствия смело и без жалоб, поступив прямо и просто, как подсказала натура, не уменьшил раскаяние Гарри Фивершема. Напротив, это еще более ясно показало ему, что Этни меньше всего заслужила быть несчастной. Ущерб был непоправим. Другие женщины, возможно, забыли бы, но не она. Ибо Этни из тех, кто не умеет чувствовать и забывать легко, и не умеет любить наполовину, а любит всей душой. Он знал, что даже выйдя замуж, она останется одинокой до самой смерти.

Глава тридцать третья

Этни снова играет увертюру Мелузины

В тот вечер прозвучали невероятные слова. Этни вошла в дом и села в гостиной. В летний вечер ей стало холодно, она разожгла камин. Она сидела неподвижно, глядя на яркие угли, что являлось верным признаком эмоционального напряжения. Долгожданный момент наступил, теперь все кончено. Она осталась одна в отдаленной горной деревушке, вдали от мира, и чувствовала себя более одинокой, чем с тех пор, как Уиллоби отплыл в то августовское утро в устье Солкомба. С самого его отъезда она с нетерпением ждал те полчаса, во время которых будет рядом с Гарри Фивершемом. Эти полчаса наступили и прошли.

Теперь она поняла, как рассчитывала на его приезд, как жила ради этого. Ей было одиноко в пустом мире. Но это было частью ее природы — предвидеть чувство одиночества; Этни знала, что для нее настанут тяжелые времена, когда она расстанется с Гарри Фивершемом, что сердце и душа будут кричать — верни его обратно. И дрожа у огня, она заставила себя вспомнить, что всегда предвидела и предчувствовала это. Завтра она снова узнает, что они расстались не навсегда, завтра она сравнит сегодняшнее расставание с прощанием в ночь бала в Леннон-хаусе, и поймет, какая это мелочь. Этни размышляла, что Гарри Фивершем будет делать, когда вернется, и пока она строила для него славное будущее, старый колли Дермода ткнулся носом в ее руку, безошибочным инстинктом чувствуя, что хозяйка в беде.