Четыре сезона

Настроения этому дачному празднику добавляют разноцветные граффити — везде, где найдется квадратный метр площади. Эти полотна рисуют мастера с незамутненным условностями художественной школы сознанием. Главные источники их творчества — сочный куст марихуаны, сломанный и перечеркнутый шприц с героином («Скажи „Нет!“ тяжелым наркотикам!») и флаг Христиании, три последовательных желтых круга-солнышка на густо-красном полотнище. Кажется, в буддизме этот знак — я видел похожий в монгольских дацанах — называется «колесом жизни». Колесо фантазии никто и не собирается останавливать, лишь бы получалось красиво и ярко: изображения фараонов, русалок, чертей, чудо-юдо-рыб и чудо-юдо-птиц, диких и ядовитых цветов невероятных цветов, улыбка Мерилин Монро и усмешка Бьорк соседствуют здесь столь же причудливо и столь же мирно, как разноплеменные товары на базарных прилавках. А самое впечатляющее настенное полотно — огромная композиция кисти (вернее, флакона со спреем) Марианны Ридваль, посвященная 30-летнему юбилею коммуны: яркокрасочные символы Христиании утопают друг в друге.

Идею надоедливой поденной работы, концепцию промышленной цивилизации Христиания отменяет, культивируя взамен полеты духа и необременительный кайф на лоне природы: ты малюешь рисунок или машешь топориком, пока дети бегают по лужайке босиком. Глядя на добропорядочных толстоватых мамаш, на их супругов, деловито выравнивающих поленницы у околицы, как-то не верится, что эти люди способны коротать часы в наркотическом дурмане. От агрессии датского (в данном случае, не важно какого — любого!) государства они обороняются арт-акциями, от полицейских рейдов — художественными выставками, самая знаменитая из которых, еще конца семидесятых, гостила в королевском дворце Шарлоттенбург, даром что называлась «Любовь и хаос». Может, не случайно это царство равенства возникло именно в Дании, либеральном и терпеливом к чужим причудам тридевятом царстве, явившем свету образец организованного буржуазного достатка, в стране стопроцентно положительной, стопроцентно пресной, для которой самая сильная пощечина общественному вкусу — лишняя бутылка пива или ночной поход на стриптиз?

Турагентства для солидных господ обходят Христианию стороной, в маршруты степенных прогулок вольная коммуна не включена. Чинные немецкие пенсионеры и семейные пары с американского восточного побережья боятся конопляного листа, даже если этот лист в значительной мере утратил наркотическую мощь, превратившись в знак абстрактной свободы, как превратился в расхожий символ спортивных побед трилистник «Адидаса». От мира, где ценят этот лейбл, до Христиании, сбывшейся мечты хиппи всех стран и народов, — рукой подать: от парламента шагайте мимо биржи, через мост Книппельс, а потом еще пару кварталов по Принцессегаде.

Минут за двадцать дойдете.

Тень кочевника

Мы любим плоть — и вкус ее, и цвет,

И душный, смертный плоти запах…

Александр блок, «Скифы»

Повелитель гуннов умер так, как не отказались бы свести счеты с жизнью многие мужчины: Аттила скончался во время брачной ночи, в объятиях новой, пылкой и покорной, жены. Судьба вдруг проявила снисхождение к этому жестокому азиатскому вождю, самым логичным концом биографии которого кажется лютая смерть в бою. Но последнее, что довелось испытать Аттиле, — томление страсти и любовный экстаз, а не ужас поражения и не боль от пронзившего грудь копья; последнее, что он услышал, не злобный рык торжествующего врага, а чувственный шепот наложницы. Дикие орды Аттилы оставили за собой десятки опустошенных государств и сотни сожженных городов. Он двадцать пять лет правил союзом степных племен, сначала вместе со своим старшим братом Бледой, а потом, убив брата, единолично. За эти четверть века полчища гуннов смели и смяли под копытами своих коней все живое на пути от Приуралья к Атлантике, и обескровленная набегами кочевников Восточная Римская империя, чтобы не погибнуть, вынуждена была выплачивать Аттиле огромную дань. Именно поход гуннских племен на запад, как считают историки, дал толчок Великому переселению народов. Именно тогда, в V веке, к Европе, тоже вполне дикой, обернулась описанная русским поэтом свирепая «азиатская рожа». Гуннов остановили только на крайнем западе континента, в Галлии — Аттила был разбит в 451 году, незадолго до своей счастливой кончины, в битве на Каталаунских полях.

Еще целое тысячелетие после этого Европа принимала набеги с востока, волну за волной, — сарматы, скифы, монголы, джунгары, татары, турки… Азиатские волны накатывали, а отхлынув, вместе со страшными разорениями оставляли за собой песчинки чужой культуры, чужих традиций, чужого языка.