Четыре сезона

«Они шли по темным коридорам, осматривая уже знакомые чудеса пещеры, чудеса, носившие очень пышные названия: „Гостиная“, „Собор“, „Дворец Аладдина“. Скоро им попалось такое место, где маленький ручеек, падая со скалы и мало-помалу осаждая известь, в течение столетий образовал целую кружевную Ниагару из блестящего и прочного камня. В одном месте они набрели на подземную пещеру, где с потолка свисало много сталактитов, толстых, как человеческая нога. Вскоре Том нашел подземное озеро, которое, тускло поблескивая, уходило куда-то вдаль, так что его очертания терялись во мгле. Тут в первый раз придавило их своей холодной рукой глубокое безмолвие пещеры». В отличие от пленившей Тома Сойера глухой пещеры, в Постойне теперь — роскошное, светлое подземелье, фонарь на фонаре. Но ужас кромешной тьмы и глубокого безмолвия и здесь не оставляет ни на миг, прячется где-то в уголке сознания. Хочется заглушить это неприятное чувство — например, громко засмеяться, встать поближе к прожектору, но каменные стены делают голоса гулкими, как колокола, а любая фигура, оказывается, отбрасывает под землей нечеловеческие тени. Большую часть подземного путешествия туристы совершают в маленьких смешных поездах. Открытые вагончики тянутся за электромобилем из ниоткуда в никуда, их то сжимают узкие коридоры и низкие своды, то стискивает темнота, подступающая из-за спин могучих известковых колонн. От исторической капели не спасает плащ, с зонтом под землей ходить глупо. Подмокший, минуешь просторные освещенные залы, крутые обрывы, в глубине которых журчат невидимые потоки. Здесь всегда прохладно, восемь градусов, за пару последних сотен тысячелетий температура заметно не менялась. Здесь всегда влажно, и мокрота, как холодный пот, проступает на стенах и потолках.

Разноцветная подсветка дает лица вытесанным по одной мерке сталагмитам, превращает их то в диковинных животных, то в сказочных персонажей, то в исторических героев. У Постойнской пещеры, конечно, свой перечень имен и названий, свои загадки для простаков. Вот этот каменный мост через неглубокий провал, разделяющий два каскада пещер, строили под землей в годы Первой мировой войны русские военнопленные, он так и называется — Русский мост. Вот в этом гигантском зале с высоченными сводами выступают симфонические оркестры, такой акустике позавидует любая студия звукозаписи. А вот здесь человеческий гений — зря говорят, что ночь не победить! — создал освещение ярче, чем на центральной площади Любляны. Но под землей в человеческий гений не веришь. Свет здесь — лишь тусклый отблеск пещерной темноты. Бессмысленно мериться силами с природой, ведь она, только если захочет, позволяет существовать рядом с собой, да смеха ради расцвечивать это соседство лампочками-мотыльками. Тут, на дне земли, на самом донышке мира, ясно: свету не суждено победить тьму, а символ вечности не обязательно сияние звезды.

Каменный колокол

Но даже сейчас часть меня все еще летает

Над Дрезденом на «Ангеле-один-пять»,
И никому не приходит в голову, что за моим сарказмом
Скрываются горькие воспоминания.

Pink Floyd, «Возвращение героя», 1983

Достоинство династии

Достоинство саксонского рода Веттинов лучше других памятников Дрездена символизирует «Княжеская процессия». Стометровое панно выполнил на фарфоровых плитках стены Длинной Колоннады художник с пистолетной фамилией Вальтер. Торжественная вереница тридцати пяти саксонских владетелей — кто пеший, кто конный, но все одинаково державные и напыщенные, окруженные сподвижниками и «птенцами гнезда», вооруженные символами власти, тяжелыми знаменами, широкополыми шляпами, — шествует, шествует, шествует от католического кафедрального собора к площади Новый рынок, Неймаркт. Веттины знают, чем могут гордиться. Первые из них еще в XII веке захватили полабские земли у славянских племен, другие добились признания за Саксонией статуса одной из важнейших территорий Священной Римской империи германской нации, третьи отвоевали право называться не курфюрстами, а королями. И только последний представитель монархического семейства оказался несчастливым. Фридрих Август III вынужден был отречься от престола революционной и для Германии осенью 1918 года. Он и замкнул фарфоровую процессию, из пышной парадной колонны превратив ее в скорбный караван.