Уличный фонарь принципиально новой конструкции, с круглой горелкой, позволявшей воздуху попадать «внутрь» пламени, отчего огонь становился устойчивее, изобрел незадолго до Наполеоновских войн швейцарский физик Жак-Эйме Арган. Но до провинциальной, пусть и элегантной, Праги новшество добралось с опозданием, император уже томился в изгнании на острове Святой Елены. Когда у Сословного театра и по соседству, на Рыцарской улице, установили первые в городе «лампы Аргана» работы жестянщика Роучека, главные европейские столицы, и Париж, и Лондон, вовсю щеголяли шикарным газовым освещением. Прага не попала в такт; жадноватый городской совет долго не решался совершить еще один прыжок в будущее, только-только крупно потратившись на «лампы Аргана». Пытались экономить, как могли, разработали правила освещения, принимавшие во внимание множество природных факторов: график восхода и захода солнца, фазы Луны, время года, облачность, силу ветра. За соблюдением правил следила сначала полиция, затем для контроля над «инспекторами иллюминации» создали специальную городскую комиссию. Магистрат попытался взимать с домовладельцев налог за освещение улиц, но те сопротивлялись, как могли, старались найти отговорку: то зданию нужен ремонт, не до фонарей, то квартиранты не платят, то — «у моего дома и так светло».
Свет мало-помалу побеждал тьму. В 1847 году в пражском районе Карлин построили первую газовую станцию, и на улицах Праги вспыхнули 200 газовых фонарей. Производство луцерн стало массовым, над осветительными проектами работали лучшие пражские архитекторы — Никлас, Шульце, Зитек, Фанта. Счет фонарикам, фонарям и фонарным столбам пошел на многие тысячи; из диковинки они становились повседневностью, к ним привыкли, на них перестали обращать внимание. Именно с той поры уличный фонарь, «фонарный контур на асфальте» — из числа немногих, так приятных сердцу жизненных констант. В 1881 году прогресс одержал очередную победу: Гибернскую улицу по случаю прибытия в Прагу кронпринца Рудольфа расцветили электрическими лампами. Но в укромных городских уголках, где-нибудь вдалеке от шумных проспектов, еще почти полвека разгоняли ночную тьму подслеповатые масляные фонари, которые аккуратно, по лунным часам, зажигали, гасили и чистили лампаржи. А последние газовые луцерны исчезли с улиц города только в шестидесятые годы прошлого столетия.
Человечество так долго прозябало в темноте, что теперь транжирит свет, убеждая природу в том, что изобретения инженеров сильнее ее законов. На ночном пражском небе не разглядишь звезд, и даже в ясную ночь Луна — всего лишь один из многих осветительных приборов. Луна сияет ничуть не ярче уличного фонаря у входа в пассаж «Луцерна».
На донышке мира
«Пещера была настоящим лабиринтом извилистых, перекрещивающихся между собой коридоров, откуда не было выхода. Говорили, что можно целыми днями и ночами блуждать по запутанной сети расщелин и провалов; что можно спускаться все ниже и ниже в самую глубь земли и там встретить все то же — лабиринт под лабиринтом, и так без конца. Никто не знал всей пещеры, это было немыслимое дело». Том Сойер ориентировался в пещере Мак-Дугала не лучше, чем другие, поэтому мальчик и его спутница Бекки Тэтчер быстро заблудились в подземном лабиринте. Не знаю, существует ли близ городка Сент-Питерсбурга такая пещера, или Марк Твен ее выдумал, как и другие приключения Тома Сойера. Но вот забавное совпадение: в том самом 1884 году, когда американский писатель закончил работу над знаменитой повестью, герои которой едва не погибли в подземелье без света и пропитания, на юге Европы, за многие тысячи километров от Миссисипи, провели электрическое освещение в огромную Постойнскую пещеру, и она перестала быть царством тьмы. Многочисленные посетители избавились от необходимости пользоваться свечами или факелами. Уже в ту пору Постойнская пещера считалась самым привлекательным природным памятником Австро-Венгрии — ежегодно в ее лабиринты спускались почти 10 тысяч человек.
Одним из первых, и самым высокопоставленным туристом, стал престолонаследник Фердинанд, посетивший Постойну через полтора года после того, как в апреле 1818 года словенский пастух Лука Чеч обнаружил в глубине известнякового грота бездонный лаз. Эти пещеры были известны давно, наскальные росписи свидетельствовали, что люди здесь обитали чуть ли не с каменного века, но в подземелье-то чего им соваться? Другое дело — если во славу династии Габсбургов. Любознательность пастуха окупилась сторицей: в заброшенной деревушке на полпути между побережьем Адриатики и городом Лайбахом (теперь — Любляна) расцвели и наука, и туризм. Словенцы до сих пор ужасно гордятся тем, что именно они дали международное название этому природному явлению — карсту, ведь плато Крас (или Карст) находится на территории Словении, а описание Постойнских пещер 1854 года считается первой в мире спелеологической монографией.